— Вот что, Якишев, — сказал директор. Он поднялся из-за стола и зашагал из угла в угол. — Ты должен рассказать правду, где был вчера, что делал. Происшествие серьезное.
Никита почувствовал смутное беспокойство: «Что случилось? Почему Герасим Сергеевич задает такие вопросы?»
— Мы ждем.
— Был в теплице вчера после занятий, — ответил Никита. — Договорился с Ферапонтом Ипатьевичем в воскресенье наш отряд привести на экскурсию… Из теплицы пошел домой. Колол дрова дома, учил уроки… Катался вечером на лыжах с Клюевым.
— Все!
— И спать потом лег…
— Так, так… У нас нет оснований не верить тебе, Якишев, но… Да ты сам послушай, что говорит Ферапонт Ипатьевич. — Директор закурил, несколько раз подряд затянулся густым сизым дымом и, от волнения стряхнув пепел с папиросы прямо в цветок, опять заходил по кабинету. Уголки губ у него нервно дергались.
— История, надо сказать, некрасивая, — не торопясь начал Ферапонт Ипатьевич. Говорил он медленно, словно взвешивая каждое слово. — Ко всему еще и путаная. Трудно в ней разобраться. Сегодня днем прибегает ко мне домой дед Ксенофонт. Он у нас третий день за сторожа в теплице остается: Сидор-то Пахомович приболел малость. Мы деда с птицефермы пока и взяли. Поднял Ксенофонт переполох, весь дом на ноги поставил. Смотрю, на старике лица нет. Руки трясутся, борода ходуном ходит. «Ограбили, кричит, всю колхозную теплицу дочиста! Сажайте, кричит, меня, старого козла, в тюрьму за толстые стены каменные!» — «Что, спрашиваю, случилось?» Выложил мне всю историю, как на духу. Дремота его, видишь ли, одолевать стала, подбросил он дровишек в топку, подключил автомат к регулятору температуры, чтобы воздух в теплице нормальным был, и завалился на лавку. Сколько проспал — не помнит. Только когда проснулся, глянул, дверь в теплицу отворена. Дед туда. А навстречу человек, паренек вроде. Сбил старика с ног и был таков… Теплицу, конечно, не начисто ограбили, но штук двадцать огуречных плетешков с корнями вырвали, умертвили растения. Дед говорит, что в теплицу вроде бы сын Матвея Якишева залез. Тот, что справки наводить приходил, ты, значит… Он на месте погрома вещественность обнаружил…
Герасим Сергеевич подошел к столу, взял тетрадь, лежавшую на нем, и показал Никите.
— Твоя?
— Моя! — воскликнул пораженный Никита. — По математике!..
— Видишь, что получается?
Илья Васильевич внимательно слушал разговор директора с учеником, не вмешивался в него и лишь иногда бросал на Никиту, отвечающего невпопад, проникновенные взгляды, словно хотел удостовериться в истинности каких-то пока еще не высказанных предположений.
