Нет, недовольно дворянство… Взять придворный театр. Против Версаля в роскоши и упоении — недостача!.. Недовольна царица — такой ей театр не надобен… пускай будет лучше там… за стенами дворца…
И не знала царица, что время само пришло к ней во дворец, за руку царскую взяв, подпись поставить заставило!
«…Августа 30 дня сего 1756 году. Учредить русский для представлений трагедий и комедий театр. И для того отдать Головкинский каменный дом,[27] что на Васильевском острову близ кадетского дома.
…Поручить тот театр в дирекцию бригадиру Александру Сумарокову, о чём от двора дать реестр!..»
Прочтя указ государыни, Сумароков за свой принялся:
«Во исполнение Е. И. В. высочайшего указа, сим представляю, чтоб благоволено было обучающихся в корпусе певчих и ярославцев ко мне прислать для определения в комедианты, ибо они к тому надобны.
Бригадир Александр Сумароков».
— Без Шумского как же на русском театре быть?!
— Да ты что! Говорю, у него это… самая… борода!
Улыбнулся Фёдор, хитрую, безбородую рожицу Яшки припомнив.
— Ты, Александр Петрович, в бороде, как в лесу, заблудился.
Взял всё же Сумароков Якова на театр.
Указ указом, а с первого же дня трудности и «замешательства» на театре начались.
«Дерзаю уведомить вас, что в четверг представлению на российском театре быть никак нельзя, ради того, что у Трувора платья нет никакова. А другой драмы, твердя «Синава и Трувора», никто не вытвердил…»
Сумарков из-за стола не встает, пишет и пишет… «С первых же дней на театре одно нищество и сиротство…»
Елозин Семён Кузьмич у другого стола приютился. Вкруг него гусиные перья, натыканные в песочницу, — кажется, что эти самые перья из него самого.
— Читай, что ты там нацарапал!
«Потребна к русскому театру для комедианток мадам и ежели сыщется желающая быть при оном театре мадамою, та б явилась у бригадира и русского театра директора Сумарокова».
Не дослушал его Александр Петрович, опять за своё:
— Директором быть на театре — одно несчастье! А просить, чтобы я был отрешён от театра, не буду, покамест с ума не сойду!
Заглянул второпях Яков:
— Надобен в чём, Александр Петрович?..
— Доспел бы в типографию, Яша, ошибки афишные исправить. Готова бумага, Елозин?
— Не сумлевайтесь!
— Потрудись, Яша.
— Какой тут труд. Ну, побегу!.. — А бежать через Неву, ветрище на ней. Плащик на Яшке рыбьим мехом подбит… ничего, побежал…
Утих Александр Петрович, у замерзшего окна встал, задумался о своём.
Кузьмич из-за перьев своих выбрался, трость от стены за стол убрал, к нему подошёл:
