Живем мы втроем. Отец, дед и я. Мама у нас померла.
Висит на стенке фотокарточка, и с нее смотрят на меня жалостливые мамины глаза. В какой угол я ни зайду, все равно смотрят они на меня. Мама, когда живая была, говорила: «С тебя глаз спускать нельзя».
Померла от тифа. Два года назад. Так и остались мы втроем: отец, дед и я.
Если хорошенько разобраться, то живем мы с дедом вдвоем. Отец редко дома бывает, все по району мотается или целыми ночами в райкоме заседает. «У секретаря весь район на плечах, — говорит он. — Вот колхозы укрепим, кулачье под ноготь — тогда отдохнем. — И, подумав, добавляет: — Пожалуй, тогда совсем спать не придется».
Весело подмигивает озорным глазом, отчего корявое и бровястое лицо становится красивым. Говорит, что на его лице черти горох молотили, вот и рябое стало. Веселый у меня отец! Молодой он, а виски как снегом забуранило, и на плече у него синий рубец — карабином за гражданскую войну натер. И еще маленькая ямка есть на ноге от разрывной английской пули. Он у Буденного разведчиком был. И теперь, когда бывает в хорошем настроении, в свободную минуту напевает свою любимую:
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала…
И смотрит куда-то вдаль, а глаза задумчивые-задумчивые. Наверно, видит, как воевал. «Шашки во-он! Марш, ма-арш!!» И летит конная лава в жестокую сечу с золотопогонниками за Советскую власть. Жутким блеском сверкают сабли, и впереди эскадрона несется мой отец, молодой, храбрый и красивый!
Фотокарточка у нас есть, пожелтела она и облезла, но отец здорово на ней получился! В буденовке со звездой на лбу, в шинели с красными полосами на груди, с маузером на боку и с саблей до пола!
Чего он сейчас так не одевается? Только шинель по-прежнему носит, но не ту, с красными полосами на груди, а другую, которую Эйхе подарил. Когда дядя Роберт приезжает к нам и они идут рядом, то со спины и не различишь, кто Эйхе, кто отец. Оба высокие, в длинных кавалерийских шинелях, и оба идут размашистым быстрым шагом. Только отец пошире в плечах и потяжелее на ногу.
Есть у отца подарок от дяди Роберта — браунинг. На рукоятке серебряная пластинка, а на ней гравировка: «т. Берестову от Эйхе в знак революционной дружбы». Браунинг этот отец бережет пуще глаза. «Первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии подарил, — говорит отец, поднимая палец. — Это тебе не шутка».
А еще имеется у него наган — тяжелый, большой, барабан щелкает, если покрутить. Наган этот отец всегда с собой носит, а маленький, как игрушечный, браунинг лежит дома в столе, куда мне строжайше запрещено лазить.
