— Я не курящий.
— Ну, тогда леденцов.
— Не надо мне леденцов. Плати что положено.
Марья надувала толстые губы и, озираясь по сторонам, доставала из кармана носовой платок. Зубами развязывала узелок и молча, с невинной улыбочкой протягивала деньги.
Навалившись на весла, Яшка рывком посылал лодку к берегу. Марья, приготовившаяся выходить, теряла равновесие и шлепалась на лавку.
— Тише, милок! Ишь, силёнки-то накопил! Ну, счастливого тебе плавания!
Взяв бидоны, она слоновьей походкой взбиралась на обрыв и скрывалась за ивняком.
Возвращалась Марья в полдень с пустыми бидонами и с «авоськой», нагруженной покупками. Сев в лодку, принималась жевать колбасу с булкой. Яшка старался на нее не смотреть и от угощения отказывался, требуя «законную плату». Повторялась опять та же история с развязыванием узелка с той разницей, что на обратном пути этот узелок был больше.
В числе постоянных пассажиров Марья, впрочем, числилась недолго. Однажды вечером на перевоз пришел бригадир Савельев и спросил:
— Дьяконова каждый день в город ездит?
— Ездит, — ответил Яшка.
— А ты не перевози. Нечего лодырям потакать. Время сенокосное, все на лугах, а её с огнем не сыщешь!
— Как же не перевозить? Перевоз для всех, — неуверенно ответил Яшка. — Она платит.
— Ну и что? Нужны колхозу ее гривенники! А ты должен понимать.
— Ладно, — сказал Яшка.
На другой день он не вылез из шалаша. Марья покричала и решилась заглянуть в шалаш. Яшка притворился спящим. Она нетерпеливо потрясла его за ногу:
— Яшенька, перевези!
— Для тебя перевоз закрыт. Дуй по мосту.
— Как это так, милок?
— А так. Надо работать, а не в город шастать. Перевозить не буду. Мне дано такое распоряжение!
— А кто же тебе дал такое распоряжение?
Яшка молчал.
Марья, постояв, разразилась отборной бранью, но ничего не добилась и вернулась в деревню. По мосту идти было далеко — километров пять.
Впрочем, Марья придумала выход и стала посылать на рынок свою дочь Нинку. Худенькая, с лисьим остроносым личиком, Нинка по утрам тащила тяжелые бидоны. Яшка спрашивал:
— Что мать делает?
Нинка неизменно отвечала:
— На покосе.
Тогда он перевозил Нинку, говорил ей:
— Совести у нее нет. Эксплуатирует малолетних!
Нинка молча вылезала из лодки и с усилием поднималась на обрыв. Худенькие икры на тощих ногах напрягались до предела. Яшка хмурился и помогал ей. Нинка тоненьким голоском говорила:
— Спасибо, Яша.
Совсем другим человеком была Зойка Кудеярова. Тонкая, стройная, в легком ситцевом платье, с русыми косичками, она кричала Яшке ещё издалека:
