У нас в монастыре
Крещеный черт живет —
То псалтирь читает,
То цепь свою грызет.
Долго он по кельям шалил…
С Серафимой… Молод еще.
То сливками в пост блазнил,
То влепится в грудь ей клещом.
Серафима с молочной бутылкой
Вбежала ко мне:
«Смотри, говорит, поймала —
дрянь какая на дне».
А там бесенок корчится
Размером с корешок,
Стучит в стекло пчелою,
Рук не жалея, рог.
Горошинки-глазенки
С отливом адской бездны
Сверкают: «Ой, пустите!
Я улечу! Исчезну!»
«Что мы с ним делать будем,
Когда он в нашей власти?
Ты, бес, летать-то можешь?» —
«Приучены сызмальства, —
Он тонко отвечает, —
Да вас не повезу!»
Ну, мы тут смастерили,
Накинули узду.
Поводья привязали
Из тонкой лески —
Хоть крутился, кусался,
Вытянули беса.
Серафима говорит:
«Стань побольше, будто конь!
Эх, куда бы полететь?
Ну, давай, бес, на Афон».
Понеслися, полетели,
Будто молния вдали,
Да монахи им не дали
Коснуться Святой земли.
Никчемушный, непригодный,
Жалкий бес!
Сам и виноват — в бутылку
Ты зачем полез?
Мы его отнесли к Аббатисе,
Та взглянула, сказала: «Сжечь!
Но, впрочем… Для поученья
Можно и поберечь».
«Веруешь ли?» — спросила.
Черт затрясся, кивнул.
«Хочешь, чтоб окрестили?»
Он глубоко вздохнул.
Отнесли его в церковь, крестили,
Посадили на цепь,
Дали имя ему Теофила —
И на воду и хлеб.
Что ж, и злая нечистая сила
Тоже знает — где свет и спасенье.
И дрожит тенорок Теофила
Выше всех сестер в песнопенье.
Кланяется, не боится креста,
Но найдет на него — и взбесится.
Пред распятьем завоет Христа
И — следи за ним — хочет повеситься.
Так он с год у нас жил и томился,
Весь скукожился и зачах,
То стенал, то прилежно молился
Напролет всю ночь при свечах.
Заболела нечистая сила,
Помер, бедный, издох.
За оградой его могила.
Где душа его? Знает Бог.
