И Конрад зашагал по единственной не испытанной ни во снах, ни наяву дороге — средней.
Он неторопливо двигался, предчувствуя, что хорошего не ждать. Дорога шла явно не в Анатру, а в сторону от города. Ни на дальнем, ни на близком расстоянии от столицы не было ничего, что манило бы к себе: ни крупных городов, хоть отдаленно напоминающих Анатру с ее огромным населением почти в тысячу человек, ни больших заводов. Все промышленные предприятия — их отец называл почему-то кустарными мастерскими; название, по всему, выражало особенное уважение — располагались в Анатре. Правда, была еще долина Альдонсы с ее обширной пещерой, где уже больше ста лет возились с поврежденным при посадке звездолетом, и Альдонса была как раз где-то там, куда шел Конрад. Но к пещере и близко не подпускали, да и что делать у звездолета человеку, ничего не понимающему в древней космической технике в ней, так говорил отец, теперь и сами механики не разбираются.
Эти мысли настраивали на грусть. Конраду уже начинало казаться, что он, поссорившись с отцом и удрав из дому, поступил не лучшим образом. Впереди — он все определенней удалялся от столицы — не светило радужным, а окружающее было таким, что впору ругаться, а не радоваться. Воздух затянула багровая дымка. Тусклая Москита превратилась во что-то темное, потянуло вечерним холодом, хотя до вечера было еще не близко. А дорога превратилась в полосу препятствий: нигде на равнине не виделось столько ям, сколько зияло на ней, и нигде не было навалено столько валунов, сколько вместила она. И Конрад, падая духом от бесперспективности, запросил Внутренний Голос, не пора ли возвращаться и просить у отца прощения, на что Внутренний Голос недовольно ответствовал: «Иди как идешь!»
Над дорогой пролетели два стреломобиля. Они выбросили крылья и стрекозами покружились над Конрадом, потом сели на дорогу — один впереди, другой позади Конрада. Из передней машины вышел высокий, красивый мужчина, Конрад сразу узнал его: портреты этого человека, Марка Фигероя, были развешаны на дорогах, правительство за доставку его живым или мертвым сулило почти состояние. Из второй машины выбрался вооруженный импульсатором солдат и бравый офицер, и его Конрад узнал: за этого человека, Франциска Охлопяна, друга и правую руку вождя мятежников, тоже обещался солидный куш.
— Прохожий, ты наш или не наш? — строго спросил Марк Фигерой.
У Конрада перехватило дыхание, он не набрал силы ответить. За него ответил приблизившийся Франциск Охлопян:
