Где обнаружился невидимый, но острый угол, о который я пребольно ударился подбородком, едва сдержав крик боли. Никто этого не заметил.
Я заковылял прочь, бездумно ссутулив плечи под воображаемой тяжестью внимательных взглядов, которые, возможно, сверлили мою спину. Вскоре я уже быстро летел на своем флоутере к ярким огням порта, по-прежнему один, без преследователей, без соглядатаев. Проносясь мимо корабля-дворца Дегтя Черноптина, я отметил, что там задраены все люки и вокруг — никакой активности. Чуть позже, когда я выбирался из флоутера возле своего корабля, внезапный звук заставил меня замереть.
За спиной я услышал отчетливый шорох. А может, впереди? — усомнился я, напрягаясь. Вокруг я повсюду видел обширные пятна густой тени, где вполне могли скрываться многочисленные преступники. Стараяь унять дрожь в руках, я изготовил к стрельбе минибластеры, встроенные в мои браслеты.
Уловив краем глаза движение за собой, я стремительно обернулся, да так резко, что чуть не свернул шею. Из островка тени в мою сторону вылетела и закувыркалась по высокой дуге небольшая полусфера.
Она сверкнула в отраженном свете, и я понял, что это. У меня с собой было несколько таких же штучек, конечно, значительно меньшего размера. Но прежде, чем этот факт пробился к моему сознанию и через спинной мозг послал ногам сигнал удирать, полусфера взорвалась, пыхнув мне в лицо дымом.
Меня вмиг окутало облако мягкого, чуть заметного сладкого тумана. Мой мозг из последних сил выписал заглавными буквами слова «ГАЗОВАЯ ГРАНАТА», подчеркнул их и принялся раскрашивать в веселые цвета. Падения на землю я уже не почувствовал.
Глава 7
Очнувшись, я обнаружил, что лежу на холодном склоне холма.
На поверхности планеты.
Мне повезло: меня отключили относительно безвредным газом, и, отходя от его действия, я чувствовал только, что в животе ворочается клубок колючей проволоки, а в голове перекатывается чугунное ядро. Я был в состоянии дышать, двигаться, подняться на ноги — и выплеснуть содержимое желудка на землю. Это принесло небольшое облегчение. С трудом поднявшись по склону, я хмуро воззрился на залитую светом не менее хмурого дня мерзостную картину.
Сколько я мог судить в своем тогдашнем состоянии, снаружи Вадимания была голой, грязно-серой, каменистой, бугристой, изрытой и изъязвленной. Вдали мне смутно мерещилась расплывчатая полоса темной растительности, хотя, возможно, у меня просто плыло перед глазами. Не больше внимания я уделил и бурлящему водоему невдалеке, по поверхности которого расходилась зловещая рябь. Я просто стоял и глядел в серую муть перед собой, пока головная боль сотрясала клетки моего мозга не хуже кау-авианского землетрясения.
