Испугавшись, молодой человек попробовал себя успокоить, уверяя, что он де силен и всего добудет. Но самоуверенность не помогала. Свобода была утрачена и с ней отцвела жизнь. Точно жертвы заразили его недугом несуществования. Точно горы, в которых он навсегда застрял, сделали его подневольным, вроде водопада или ползучего ледника. Отлетел призрак сладчайший и чтобы доказать действительность которого Лаврентий дезертовал и сбросил монаха, и бедный учитывал, что уже потерпел крушение
Покорившись, Лаврентий должен был вернуться к делу. Начались совещанья, приготовленья, в ожидании прихода весны. Но заняться каким либо средним делом, набедокурить поблизости, Лаврентий не мог. Нужен был удесятеренный доход, что нибудь исключительное. Грабить церкви тоже в конце концов не стоило, много хлопот, и осложнения с местными жителями. И не ходить же, в самом деле, по лесу в церковном облачении и с хоругвями? А пачкаться ради удовольствия пить водку из святой чаши тоже не стоит. Разве подвернется случай...
И вот пришлось отважиться плыть далеко, в места, где не чувствуешь себя в безопасности, где некуда укрыться, полиция многочисленна, и попытаться сделать невозможное. И Лаврентий, понимая, что обстоятельства требуют особого внимания, настойчиво силился отогнать рассуждения об Ивлите или свободе
Еще далеко было до самого дела, а вот уже столько беспокойств, как выгрузить оружие и не быть замеченным береговой стражей. Если бы не рачьи глаза Галактиона, выросшие до таких размеров, что нельзя удержаться от ужаса, глядя на эти глаза, шайка была бы в великом затруднении куда и как пристать
Галактион был содержателем местечковой кофейни, расположенной против пристани на единственной в местечке улице: набережной, растянувшейся изрядно далеко, и как будто ничем другим не занимался. Неизменно можно было его видеть разгуливающим между столиками, с салфеткой, наброшенной на голову, чтобы предотвратить лысину от действия светила, и следящим, не нуждается ли кто либо из посетителей в чашке кофе, и не ждут ли его гости шашек, карт, костей, домино и прочих игр. Вид моря поневоле вселяет страх, то и дело приходится подбадривать нервы черным кофе, а так как местечко имело одно только измерение: длину, то никто ничего не пил, кроме кофе, и так как кофе пить дома немыслимо, то и все население торчало в кофейне, не исключая детей, павлинов, попугаев и кошек. И так как, наконец, местечко бойко торгует, суда приходят и уплывают неизвестно когда, и тревога мучит все время, то население в кофейне просиживало круглые дни и охотно переселилось бы в кофейню навсегда, если бы по этому поводу удалось договориться с хозяином. Это совершенное устройство местечковой жизни настолько упрощало поиски нужных лиц, насколько и заставляло всех жить на виду у всех
