Если бы не одиночество, она могла бы считать себя счастливой, думала она, спускаясь по другую сторону перелаза, к запретному лесу. Одиночество не всегда было осознанным и редко давало знать о себе саднящей болью. Скорее, оно ощущалось, как грызущее понимание пустоты — пустоты, ожидающей заполнения. Само по себе это чувство не было особо беспокоящим. Таким оно становилось только тогда, когда она сознательно задумывалась о нем и понимала, что пустота никогда не будет заполнена.
Пять лет назад она была безнадежно опозорена. Все было очень публично и позор совершенно невозможно было прикрыть. А она отказалась избрать единственный путь, который мог бы в какой-то степени восстановить респектабельность. Отсюда и побои — не столько за проступок, сколько за последующее упорство, — и изгнание. Пожизненное изгнание.
Но ей не следует думать об этом. И она теперь редко это делала. В течение этих пяти лет жизнь вовсе не была плохой. Тетя Хэтти была добра к ней, а тетя Марта откровенно любила. Она подозревала, что они обе наслаждались тем, что с ними была дочь их сестры, сестры, которая вышла замуж настолько выше своего круга. Соседнее мелкопоместное дворянство, занимающее очень низкое положение в светском обществе и очень малочисленное, обращалось с ней уважительно. Папа ни с кем из них не стал бы даже здороваться. А она нашла в своем окружении все, в чем она нуждалась, чтобы обрести покой.
Но покой никогда не мог скрыть одиночество…
Бутонов на нарциссах было намного больше, чем она могла сосчитать, многие из них уже с желтыми верхушками. Большинство было еще закрыты, но некоторые начали потихоньку распускаться, готовясь взорваться великолепием полного расцвета.
Она склонилась над одним таким бутоном и мягко взяла его в чашу ладоней. И вновь почувствовала знакомое томление, которое всегда приходило с нарциссами, — полуболь, полуэкзальтацию.
А затем она услышала, как свирепо залаяла собака, и, резко вскинув голову, увидела мчащуюся к ней черно-белую колли. Она отдернула руки от бутона и, сделав поспешный шаг назад, замерла на месте. Ее сердце тревожно заколотилось.
— Она вас не тронет, — послышался на расстоянии голос. Мужской голос. — Она только лает, но никогда не кусает.
И действительно, колли остановилась в трех футах от Кейт, и припала передними лапами к земле, приподняв зад и усиленно виляя хвостом.
Но внимание Кейт сосредоточилось на человеке, который шагал к ним, спускаясь по склону между деревьями. Хотя он был в тени, она видела, что он действительно молод и одет модно и элегантно - в пальто с пелеринами, тесные панталоны и ботфорты с белыми отворотами.
