Эта поэтесса вкладывается в «теорию искренности», и поэтому нравится она Шаламову.
Любит Шаламов Есенина, всего, со всеми его недостатками, с идеологическими вывихами, с кулацкими идеями, с путаными заявлениями. А ведь у него есть вещи, которые никак любить и принять нельзя. Ну хотя бы такие стихи:
Как грустно на земле, как будто бы в квартире,
В которой год не мыли, не мели.
Какую-то хреновину в сем мире
Большевики нарочно завели[17].
Любит Шаламов Алексея Крученых, этого сумасшедшего, бездарного пройдоху в литературе. Этот самый Крученых, который написал такое стихотворение:
Дар — бул — щыл
Убещур
Скум
Вы — ско — бу
РЛЭЗ[18]
Крученых заявил, что в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина[19]. Такую поэзию Крученых называл «Грозная баячь». Маяковский назвал ее так: «Поэтическая похабщина Крученых»[20]. Шаламов лично знаком с Крученых и весьма высоко его ценит.
Каждое воскресенье Шаламов ездит в Москву (уезжает в субботу на выходной день). У него в Москве есть жена и дочь[21]. Жена работает бухгалтером. Получает тысячу рублей. Сам он имеет оклад 450 рублей. Дочь учится на пятом курсе строительного института[22]. Но ездит он не только к семье. Каждую поездку он посвящает восстановлению старых знакомств. Поэтому всегда заезжает в писательский городок (Переделкино, под Москвой, с Киевского вокзала). Там застрелился Фадеев[23]. Шаламов говорит, что Фадеев якобы оставил два письма: одно — всем, другое — Хрущеву[24]. Письмо «всем» он читал. Начинается оно так: «Я 20 лет умирал и мне надоело...». Шаламов уверяет, что причина смерти — не алкоголизм. «Он не мог доказать пером, что он писатель, поэтому он решил доказать пулей. Ведь за последние 15 лет он ничего не написал».
Дружен Шаламов со студентами с литературного отделения Московского университета, с теми, которые пишут стихи. Они, по его мнению, правильно оценивают обстановку. Не любят они, по словам Шаламова, Ермилова, который работает в ЦК партии по вопросам литературы, даже ненавидят. Сам Шаламов считает, что Ермилов олицетворяет в литературе зло, «персонифицированное зло», как он выражается.
«Сейчас, — говорит Шаламов, — в мире литераторов растерянность и сумятица. Все чего-то ждут. Так дальше не может продолжаться. После письма о Сталине[25] все ожидали коренных изменений. Но их пока нет. Никто не знает, что делать, как писать, куда идти. Необходимо убрать Ермилова и много других Ермиловых. Есть признаки хорошие. Начинают издавать людей, которые были уничтожены. Но это полумера. Я подсчитал, сколько погибло от руки НКВД. Их больше, чем погибло во время Отечественной войны. Расстреляны, умерли в тюрьме или повесились: Воронский[26], Пильняк, Мандельштам, Павел Васильев, Бруно-Ясенский, Буданцев[27], Бабель, Авербах[28] и многие другие. Да и сами руководители НКВД расстреляны. Избежал такой участи Дзержинский. И только потому, что рано умер. Ведь он подписывал платформы не одной оппозиции[29]. Поживи он больше и его бы расстреляли. Между прочим... известно ли вам, что жена Троцкого обратилась к 20 съезду партии с просьбой реабилитировать Троцкого? Неизвестно? Это факт. А в 1937 году, когда стали хватать людей, домой отказались вернуться 12 наших дипломатов[30]. Они знали, что их посадят. Хотя и там небезопасно. Троцкого и его сына и там достали и убили[31]. Страшные дела».
