Результат не замедлил сказаться. Уездный исправник Фогель, специализировавшийся на борьбе с фальшивомонетничеством, доложил Никотину, что «кое-кто» указал ему на бельгийского подданного Сиэса, директора Крайщанской суконной фабрики, расположенной в Вилейском уезде Виленской области. Фамилия этого господина оказалась и в сводной ведомости, где были перечислены лица, имеющие почтовую связь с заграницей. Правда, как директор суконной фабрики он мог вести переписку и даже получать товар из-за границы, но в этом случае посылки должны были превышать своим весом десятки пудов. А они весили самое большое полпуда…
За корреспонденцией Сиэса стали следить, но, как назло, никаких посылок он в это время не получал. И когда Никотин начал уже колебаться, правильный ли путь он избрал, неожиданно пришло анонимное письмо. Его автор сообщал, что на имя Сиэса из Бельгии приходили посылки с фальшивыми 10-рублевками, но без номеров! Сиэс же с помощью специально изготовленного штампа допечатывал на кредитных билетах те номера, которые стояли на банкнотах, находящихся сейчас в обращении. И делал это настолько ловко, что никакого сомнения в их подлинности не возникало.
Никотин решил спешить. Этот сигнал, хоть и анонимный, мог стать известен Сиэсу, который, конечно же, принял бы необходимые меры предосторожности или уничтожил бы все, что его уличало. Поэтому Никотин срочно выехал из Вильно. «Прибыв на фабрику поздно вечером, — вспоминает он, — я произвел у него дома обыск в присутствии станового пристава и понятых и в конце-концов нашел металлические цифры, совершенно тождественные тем, которые обыкновенно проставлялись на кредитных билетах десятирублевого достоинства».
Господин Сиэс был глубоко возмущен обыском. Он обвинял Никотина в нарушении международного права, ссылаясь на свое бельгийское подданство, обещал жаловаться царю на самоуправство местной администрации. Однако Никотин все его тирады пропускал мимо ушей. Протокол обыска подписали понятые, становой пристав и сам Никотин, а претендующего на экстерриториальность Сиэса под конвоем отправили в Вильно. Местный художник нарисовал его акварельный портрет, который приложили к отправляемым в Брюссель документам с просьбой проверить, кто он, этот Сиэс, тот ли, за кого себя выдает.
Тем временем бельгийский подданный продолжал буянить, требуя, чтобы его освободили. Он заявил, что набор цифр ему был нужен для того, чтобы маркировать ткань, выпускаемую фабрикой, и ни о каких фальшивых ассигнациях он не имеет никакого понятия.
