На протяжении всей этой беспардонной лжи я корчу страдальческие гримасы.
— Что ты имеешь в виду, Сполох? — спрашивает Лариска, присаживаясь по ту сторону стола. — Насчет близости между тобой и мной?
— Видишь ли, — говорю я, прихлебывая раскаленный кофе. — Если речь идет не об интимной близости… В мои функции тоже входит провожание некоторых лиц в так называемый последний путь. То есть если я соберу достаточный объем улик и убедительно представлю их суду. Например, в самом ближайшем будущем я намерен помахать платочком вслед одному малоприятному господину по прозвищу Дикий Хирург.
— Душегуб, — говорит Лариска, попыхивая сигареткой.
— Еще бы! В его послужном списке добрый десяток женщин. Молодых и красивых. Броде тебя.
— Во-первых, я уже не молодая женщина. Я женщина бальзаковского возраста. Во-вторых, душегуб — это ты. Потому что выслеживаешь совершенно незнакомого тебе человека со вполне определенной целью- отправить его… в последний путь. Чем же ты отличаешься от него?
— То, что ты говоришь, — обычное мещанское прекраснодушие.
— Возможно. Но с позиции высшей, горней нравственности ты, Сполох, такой же преступник, как и этот ваш Хирург. И перед высшим судом вы оба будете стоять рука об руку.
— Ладно, — говорю я с некоторым раздражением. — Слышал я и такие разговоры. Пока самих не допечет… Только я уже досыта насмотрелся на женские трупы, располосованные вот так и вот эдак! И я согласен на вечные муки за свои прегрешения против горней нравственности там, но этот гад схлопочет из моих рук еще здесь!
— …Прошлой ночью убийца-маньяк, известный как Дикий Хирург, совершил очередное преступление, — объявляет Мэгги Кубышева. Похоже, она питает слабость к слову «известный» со всеми его производными. — Жертвой стала припозднившаяся на работе Инна С, библиотекарь… — Буква «с» впивается в мой изнемогающий мозг точно осиное жало. — Следствие ведет специальная бригада Департамента охраны порядка во главе с комиссаром Сергеем Сполохом…
— Выключи эту стерву! — рычу я.
— Успокойся, Сполох. Кофе расплещешь.
— Да я спокоен. Спокоен… Но меня тошнит от пикетчиков из «Международной амнистии» у входа в Департамент. Особенно когда я возвращаюсь из морга. Это же больно, Лариска, когда скальпелем- по живому…
— Я знаю, — говорит она. — Умирать всегда больно.
И я прекращаю этот спор. Лариска действительно знает. Два дня в неделю она работает в хосписе, о боли и смерти ей известно все.
К тому же у меня в запасе не более пяти минут.
