Что там будет в-третьих, Рагозин додумать не успел, ибо за черной дверью послышались шаги, в замке провернулся ключ, и сезам отворился. На пороге стояла очень худая, изможденная девушка в бежевом свитере и затертых джинсах, на ее измученном лице криво сидели толстенные очки, а в руке пребывала грязная пересохшая джезва. Некоторое время автор и редактор молча смотрели друг на дружку. Потом девушка переместила взгляд на рагозинскую авоську, отягощенную двумя экземплярами романа, а Рагозин в свою очередь заглянул поверх ее головы в комнату. Он сразу понял, что ему при любых обстоятельствах здесь рады не будут: на стеллажах, на столах, на подоконниках, на полу — всюду громоздились десятки, сотни, горы картонных папок. Точно таких же, как и у него в авоське.
— Что у вас? — печально спросила девушка.
— Роман, — жалко промямлил Рагозин.
— «Война и мир»? — осведомилась девушка серьезно. — В четырех книгах?
— В трех, — пробормотал деморализованный Рагозин.
— Так, — сказала девушка и закашлялась.
Пока ее обуревал приступ, пока она содрогалась телом, шмыгала носом, сморкалась и вытирала слезы, Рагозин думал только о том, что он законченный негодяй, требующий от человека невозможного. А у нее, может быть, туберкулез в последней стадии. Ее даже на свеклу не взяли.
— Вы член литкружка? — спросила девушка задушенным голосом.
— Н-н-да…
— Отзыв есть?
— Д-д-нет…
— У нас так не положено. Если вы член, то произведение должно быть обсуждено на литкружке. Впрочем, вы можете пустить все это, — она крутанула джезвой, повторив ею бесформенные очертания авоськи, самотеком. Но тогда придется ждать и ждать. В порядке живой очереди. И к самотеку у нас несколько особое отношение… Что, станете ждать?
Рагозин совершил жалкое, ничего конкретно не означавшее движение плечами. Девушка хмыкнула, вернулась в пустую комнату и взяла телефонную трубку.
— Пал Саныч? — спросила она. — Тут один из ваших воробушков берет нас приступом…
Рагозин похолодел. Она разговаривала с руководителем кружка, настоящим, подлинным писателем, человеком, которого Рагозин глубоко и безусловно уважал. И то, что он сунулся в издательство, минуя Пал Саныча, сейчас представилось ему не очень-то красивым.
— Как фамилия? — спросила его девушка, не отнимая трубки от уха.
— Рагозин…
— Некто Рагозин, — сказала девушка невидимому Пал Санычу. — Да, да, полная авоська. В трех книгах… Как, как?.. Ага… ага… Даже вот как? она покосилась в сторону помертвевшего Рагозина огромным сквозь многие диоптрии блекло-зеленым глазом. — Ага… ага… Ясно…
