— Вот именно, — подхватил Двудумов. — Через двадцать пять лет мы получаем право не платить гонорар, эти несусветные деньжищи, которые просто немыслимо истратить за одну человеческую жизнь, вашим наследникам. Сыну вашему от первого брака, например.
— Неудачно все сложилось, — сказал Зайцер с досадой. — Кабы не сын прямо завтра бы запустили в производство. Что бы вам годиком раньше было не разойтись?
— Ну, необходим еще компетентный отзыв, — мягко напомнил Двудумов.
— На хрен этот ваш отзыв, — сказал Зайцер. — Вам дай волю — вы и Достоевского бы с Толстыми рецензировали да на доработку возвращали… Это я взял бы на себя и утопил бы вас в отзывах. Любого формата и любого объема.
Рагозин сидел оглушенный. Девушка Агата Ивановна глядела на него и молча рыдала.
— Так, может, вы и сына моего… того? Уговорите? — спросил Рагозин неповинующимися губами.
— Нет, вы так ничего и не поняли, Михаил Вадимыч, — промолвил Двудумов. — Мы не звери, не убийцы…
— Я знаю, кто вы, — пробормотал Рагозин.
— Стервятники, — нетерпеливо подсказал Зайцер. — Слыхали уж. Давайте-ка закругляться, время позднее, а мне на другой конец города, завтра вставать ни свет ни заря.
— Не торопите, Лев Львович, — поморщился Двудумов. — Что вы, ей-богу… Дело серьезное. Человек сам должен осознать. В конце концов, поймаем такси.
— Я не миллиардер на такси раскатывать, — огрызнулся Зайцер. — Не Мэрдок, не Шпрингер какой!
— Ну, я дам вам в долг, — рассердился Двудумов.
— Это глупо! — крикнул Рагозин, теряя рассудок от жутких предчувствий. — Несправедливо! Я же молод, полон сил! Я могу писать еще долго! Я напишу роман в сто раз лучше этого! А что я напишу мертвый?!
— Не знаю я, что вы там еще напишете, — сказал Двудумов. — Нам хватит и того, что есть. И нам, и дальним потомкам нашим. На тысячу лет вперед. Вы уже обессмертили свое имя. Стоит ли рисковать? А вдруг все последующее окажется жалким перепевом? Такое уже бывало.
— У этого, как его… — Зайцер забил себя по лбу, защелкал пальцами.
— Бред какой-то, — Рагозин неожиданно для себя мелко захихикал. — Да не хочу я умирать, уйдите вы от меня, оставьте вы меня в покое. Да вы кошмар мой, вот вы кто!
— Какой же кошмар, — пожал плечами Двудумов. — Отнюдь нет. Мы осязаемы, можете нас потрогать. Мы вымокли под дождем и завтра поголовно будем охвачены насморком. Кошмары, как известно, насморком не страдают. А по поводу того, хотите вы умирать или нет, так все уж решено и согласовано.
