Лена покорно двинулась следом. В настоящий момент она находилась в таком состоянии, что, явись перед ней сатана и пригласи в преисподнюю, она, ни минуты не колеблясь, направилась бы за ним. Куда влечет ее новый знакомый и каковы будут последствия этого мероприятия, ей теперь было все равно.
Бомжик довольно быстро продвигался какими-то закоулками. Минут через десять они вышли к подъезду обычной пятиэтажной «хрущевки», возле которого на скамейке сидело несколько старушек. Бабки неодобрительно посмотрели на странную парочку и осуждающе закачали головами. Лена услышала вслед: «Такая молодая, а туда же!..» Однако в настоящий момент ей было наплевать на общественное мнение.
Новый знакомый почти бегом одолел несколько лестничных пролетов. Лене даже показалось: бомжик хочет скрыться от нее. Но вот он остановился перед обшарпанной дверью и осторожно постучал, даже скорее поскребся в нее. Дверь тотчас распахнулась, и бомжик обернулся к Лене:
– Заходи, – он вновь перешел на «ты».
Лена шагнула через порог жилища нового знакомого и чуть не сбила с ног крошечную старушонку.
– Кого это ты привел, Витюшка? – спросила карлица, впрочем, без особого интереса.
– Только познакомился, мамаша, – отозвался сопровождающий, – хорошая девушка, на кир денег дала, ну и вообще… Видно, что с бодуна. Подлечим, сей момент.
– В залу не веди, на кухню давайте.
Лена прошла вперед и остановилась перед дверным проемом, как она поняла, в «залу», вход куда был воспрещен. Пол совершенно пустой комнаты покрывал сплошной слой крупных краснобоких яблок. Только теперь Лена ощутила густой яблочный дух, стоящий в квартире. Кроме яблок, в комнате имелась только чудовищных размеров труба – геликон, висевшая на одной из стен. Сей музыкальный инструмент выглядел в данном месте совершенно нелепо, словно пресловутый рояль в кустах.
– Духовик я, – пояснил Витюшка, перехватив взгляд Лены. – В оркестре играл…
– Играл, играл… и доигрался, – заметила карлица с некоторым ехидством. Она семенила следом, подталкивая Лену в спину костлявым кулачком.
– Почему, мамаша, вы как бы насмешку строи-те? – обиженно спросил Витюшка. – Да еще при постороннем человеке…
– А потому, сыночка, что пропил ты свои способности. Никто тебя в приличный оркестр теперь уж не пригласит. Раньше хоть у гробов дудел, как архангел, а теперь православных хоронят без музыки, как, прости господи, жидов каких… Вот вся музыка твоя и вышла. Один «аршин»[2] в жизни и остался… О-хо-хо, горе мое!
