— Ультиматум, — не глядя на меня, сказал Сиракузов.
Я, будто бы удивлённо, поднял брови.
— На лодочную станцию советуем не ходить, — сказал Павел.
Я ещё более удивлённо поднял брови.
— Утопим, — сказал Павел. — Тебя утопим, а она, — он кивнул на Веру, — пусть живёт. Про кино говорить?
— Говори, — сказал я.
— Билеты вам в кино придётся покупать теперь, вот что, — сказал Павел. — И дальше: стричь мы вас тоже не будем. Волосами обрастёте. Ей-то, конечно, ничего, — он снова кивнул на Веру, — а тебя в класс не пустят…
Я молчал, думая, что ему на всё это ответить.
— И на второй год, если удастся, оставим, — продолжал Павел. — Если, конечно, дядя Михаил уговорит директора…
Вера хотела плюнуть, но не плюнула, потому что от возмущения комок застрял у неё в горле.
— Какой будет ваш ультиматум? — Он хотел вытереть нос своим белым платком, но вовремя вспомнил, что белый платок теперь тоже принадлежит к ультиматуму.
Я всё ещё ничего не мог придумать. Их козыри были значительно выше, а грозить им, что наш Кирюша будет воровать их куриц, было смешно, потому что Кирюша, всем известно, боялся куриц, да и не хотелось впутывать его в это дело: ещё неизвестно, чем оно кончится.
И тут вмешалась Вера. Она подошла вплотную к забору и, глядя в упор на Сиракузова своими кошачьими глазами, сказала:
— А мы вашу милицию и ваше кино без света оставим!
И тут только я радостно вспомнил, что мы же владеем электростанцией!
— Парикмахерскую тоже, — поспешно сказал я. — Посмотрим тогда, как ваша тётка Галина будет работать без света! Одну сторону головы подстрижёт, а другую нет!..
И мы с Верой принялись хохотать, а парламентёр побледнел.
— А у вас родители в отпуске! — немедленно закричал другой Сиракузов. — Без них вы со светом ничего не сделаете!..
— Сделаем, — сказала Вера. — А если кто-нибудь из вас сломает ногу, лучше пусть в травматологический пункт не ходит…
Услышав это, оба Сиракузова ещё больше побледнели, наверное, решили теперь лучше смотреть себе под ноги.
— Дом ваш мы тоже снесём, — продолжала Вера. — Только попросим об этом тётю Розу.
— А дядя Борис… — начал я и понял сразу, что зря начал.
— Мы у вашего шофёра дяди Бориса права отберём! — заорали оба Сиракузова.
Тогда мы с Верой молча повернулись и пошли.
Война была объявлена. И теперь стоило подумать, что нам дальше делать. Потому что ни один из планов, которыми мы грозили, осуществить, к сожалению, не могли. В этом была наша слабость, и мы понимали это.
