— Да-да, я слышу, — сказал Михайла Михайлович. — Я просто хочу напомнить, что эта работа экспериментальная: на некоторых будут фамилии, а на некоторых нет…
«Но не двойные ведь!» — сказал сам себе Михайла Михайлович.
— Как это? — не понял инспектор.
— Все построено на доверии, — ответил Михайла Михайлович. — Ведь если вы мне доверяете, а я вам нет, ничего у нас с вами не получится.
— Верно, — сказал инспектор, — не получится…
И достал следующего — Манина-Клевцова.
«Что это?!» — снова увидев двойную фамилию, подумал Михайла Михайлович. И решил держаться до последнего.
— Ошибки есть, — сказал инспектор.
— Есть, — сказал Михайла Михайлович.
Манин-Клевцов получил тройку.
И тут инспектор увидел следующего — Кушелева-Безбородко.
— У этого что, тоже двойная фамилия? — спросил инспектор.
— Тоже, — несчастно сказал Михайла Михайлович.
— Он имеет отношение к царскому министру Кушелеву-Безбородко?
— Нет, — сказал Михайла Михайлович. — Насколько мне известно.
Инспектор хотел пожать плечами, но не пожал, так как обнаружил под работой Кушелева-Безбородко меня: Сиракузова-Каменева-Лапина.
— Милый Михайла Михайлович, — деревянно сказал инспектор. — Я, конечно, понимаю: человек не властен выбирать фамилию. Но у вас тут прямо какие-то итальянцы! Паноптикум. У тех все, правда, тройные фамилии, но у вас…
— Это у испанцев тройные, — несчастно сказал Михайла Михайлович.
Инспектор развёл руками.
И чтобы не попросил он для сверки журнал, потому что видел Михайла Михайлович: в душу инспектора закрадывается сомнение, Михайла Михайлович быстро сказал:
— Если разобраться, у нас тоже есть тройные фамилии. Попадаются. Семёнов-Тян-Шанский, например… или Доливо-Добровский… или Мамин-Сибиряк…
— Ну, хорошо, — задумчиво сказал инспектор. — Знания у них всё же кое-какие есть. Экспериментируйте. Вы — молодой учитель… Столовая у вас до какого часа работает?
…Вернувшись от нас домой, Михайла Михайлович первым делом принялся за свой портфель.
— Чтобы никто не смел попрекать меня, — отдирая металлическую табличку с дарственной надписью, сказал он, — я его выкину… Если человека уважают — пусть не дарят ему об этом таблички… А с получки, — продолжал он, выдёргивая из портфеля заклёпки, — я куплю себе новый…
