Равен протянул незнакомцу дрожащую руку. Кисть скрылась в рукаве балахона, и парень почувствовал, как запястье сжали холодные пальцы.
Резкий рывок и фермер уже сидит на ложе. Он боялся смотреть на зловещий силуэт и поэтому вбивал свой взгляд в пол.
Фигура вновь залилась хохотом:
— Да не бойся ты, дурень! Я ж тебе человеческим языком говорю — я, твой друг. И желаю тебе только добра!
Равен, робко поднял взор и всмотрелся во тьму под капюшоном.
— Ты кто? — он задал мучающий его вопрос.
Фигура хмыкнула и откинула капюшон. Лицо странного незнакомца было лицом самого обычного человека. Так выглядел любой купец, зарабатывающий в год больше сотни полноценных тузлов. Седые, зачесанные назад волосы. Аккуратно остриженная борода, чуть крючковатый нос. Мужчине с виду можно было дать лет пятьдесят… Если бы не глаза. Цепкий, твердый взгляд человека повидавшего в этой жизни всё. Такие глаза бывают лишь у стариков, проживших в этом неспокойном мире долгие десятки лет.
Глядя в этих спокойные зелёные глаза Равен наконец-то сбросил с себя оковы неуверенности. Говорить с человеком, это не со странной тенью.
— Здравствуйте, — голос парня походил на мышиный писк.
Незнакомец расплылся в улыбке:
— И тебе, не хворать.
Чуть-чуть подумав, фермер представился:
— Равен, сын Фурса. Что из Головцов… — на последнем слове он запнулся. Фурса больше нет… никого больше нет! Все кто выжил, наверняка уже согнаны на степные рынки.
Заметив изменение в лице гостя, незнакомец спросил:
— Что с тобой случилось? На воина ты не похож, на ограбленного купца тоже. Кто ты такой?
— Я сын простого фермера, — Равен развел руками, — на нас напали Вердары и…
Незнакомец впился взглядом в лицо парня. Немного помолчав, он спросил:
— Какой год на дворе?
Равен окаменел. Такой вопрос его просто оглушил.
— Триста восьмидесятый… со Дня Явления Великих.
Глаза незнакомца полыхнули зелёным огнём. Равен отшатнулся. Он понял, что в первый раз это пламя ему не померещилось.
— Триста восемьдесят лет, — проскрипел незнакомец. Когда он сморгнул, пламя исчезло.
Равен хотел, было спросить, как зовут нового знакомого. Но тот, как-то отрешенно провел рукой у лица фермера, и тьма вновь распахнула свои объятья.
— Вставай! — голос из неоткуда.
Равен не хотел уходить из мира мягкой ночи.
Здесь тихо…
Здесь спокойно…
Нет переживаний…
Нет горести…
Блаженная тьма…
— Вставай, собачье семя!
Последующий удар вернул Равена в этот жестокий и несправедливый мир.
Вскочив, он даже не сразу понял, что может безболезненно стоять на ногах. На колене остался лишь рваный шрам, как напоминание о человеческой злобе…
