— Несчастные женщины! — рявкнул он, позеленев от смущения. — Мертвый друг не способен наградить ее горячей страстью, зато нежности, ласки и понимания у него значительно больше, чем у любого из живых! Ибо не туманят ему голову низменные чувства!
— А неплохо вы тут устроились, после смерти-то! — протянула Тамара. — Девочки, водочка… Прямо рай!
А как-то нарвалась она на того, с кем не стоило встречаться — на веселого и шатающегося. Она-то по незнанию полагала, что Игнатий имел в виду пьяных бабников, а с ними она умела управляться. Но из кустов вылезло качающееся жуткое существо, в котором человеческого почти не осталось., осклабилось во всю гнилую пасть и потянуло к Тамаре ручищи. Топорик эту гадость не напугал. Пришлось удирать, пока не попался на глаза изящный ввитой дом-дворец эльфов, перед которым в каменной чаше металось зеленое бездымное пламя. Мертвый принц выслушал Тамару, не снимая руки с эфеса кинжала. Так эльфы выражали свою неприязнь к людям. Однако он ее понял, и даже скомандовал что-то своим воинам. Вскоре группа эльфов с зелеными факелами отправилась на поимку «улыбы». Монстр, словно почуяв опасность, где-то спрятался. Но эльфы свою работу знали, в чем бы она ни заключалась. По лесной тропе прошла Эльфийская принцесса в развевающихся одеждах цвета весеннего леса. Глаза ее на прекрасном скорбном лице были плотно закрыты, будто после смерти она больше не желала любоваться жизнью природы. «Улыба» не устоял перед эльфийской красотой и вылез. Эльфы охраны тут же порубили его серебристыми клинками и сожгли в пламени факелов. Дважды убитое тело распалось серой золой. Тамара инцидент вроде бы не приняла близко к сердцу, однако пару дней из дома Игнатия выйти не могла. Как вспомнится улыбчивая харя, безумные глаза, так…брр! А когда она все же пересилила животный страх и вылезла на полянку перед домом воеводы, то наткнулась на высокомерного эльфийского принца. Белокурый юноша, изящный, тонкий, мертво глянул на нее и отвернулся. И положил узкую прозрачную ладонь на эфес кинжала.
Вот тогда ее почему-то и перемкнуло. Она вернулась в дом Игнатия, нашла среди химикатов наиболее похожее на спирт и упилась до бессмысленных слюней. Проклятый самоконтроль скалолазов не позволил ей забыться даже в пьяном трансе и не позволил ничего забыть. Очнувшись — как всегда, на родных скалах! — она сразу и ярко вспомнила, как ночью злобно орала на воеводу за то, что уберег от смерти, как Игнатий молча ушел и вернулся с эльфийским принцем, как тот извинялся, опустившись перед ней на колено. И все остальное она не забыла тоже. Как жаловалась собутыльникам на свою поганую жизнь, на сильных мира сего и того, как рассказывала в пьяном откровении, что случилось с ней в Срединном мире. Как просила о чем-то холодно-ироничного принца. О чем просила, она тоже помнила, да не желала вспоминать лишний раз! Только все лезло некстати в голову, что летящий наряд эльфийской принцессы пришелся ей, преображенной, точно по фигуре.
