Начиная с царствования Екатерины II, наименование «жид» удаляется из всех официальных документов Российской Империи и заменяется понятиями «еврей» или лицо «иудейского вероисповедания». Уже в обращении императрицы о переходе Белоруссии в 1772 г. под власть Российской короны говорится, что «еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществах своих пользуются». (Ю. Гессен, «История еврейского народа в России», Москва-Иерусалим, 1993, с.47).
Уже Достоевскому приходилось оправдываться: «Уж не потому ли обвиняют меня в «ненависти», что я называю еврея «жидом»? Но… я не думаю, чтоб это было так обидно»… («Еврейский вопрос». «Дневник писателя за 1877 г.» Собр. соч., т.25, с.75, Л., 1983). Перед революцией слово «жид» рассматривалось российской публицистикой, кроме откровенно погромной, уже как элемент ненормативной лексики. Иным было положение у писателей малороссийских (украинских) или связанных с Украиной. Тут надо указать, что к началу XX столетия в Великороссии, то есть вне «черты оседлости евреев», согласно тогдашнему законодательству было разрешено проживание 320 тыс. евреев, в достаточной степени усвоивших русский язык и культуру. Среди них были богатые купцы, банкиры, лица с высшим образованием, квалифицированные ремесленники, отставные солдаты, отслужившие при Николае I длительный срок солдатской службы, а в Сибири и других весьма отдаленных местах — ссыльные революционеры. Основная масса традиционного еврейства (около 5 млн. чел.), говорящего на языке идиш, оставалась в пределах «черты оседлости» — на Украине, в Белоруссии, Литве, Польше, то есть территориях, входивших, как было указано выше, до конца XVIII в. в состав Польско-Литовского государства. Там языковая ситуация практически не менялась и повсеместно продолжалось использование слова «жид».
Характерны примеры из произведений Гоголя, написанных на украинском материале. В повести «Тарас Бульба» евреи сами именуют себя «жидами», а герой повести Тарас так обращается к варшавским евреям с мольбой о спасении своего любимого сына от казни: «Слушайте, жиды!» — сказал он, и в словах его было что-то восторженное: «Вы все на свете можете сделать, выкопаете хоть из дна морского… Освободите мне моего Остапа!» (Н.В. Гоголь, «Тарас Бульба», Собр. соч., 1949, т.2, с.130). Очевидно, что в таких положениях не употребляют оскорбительных наименований тех, у кого просят содействия. Наверняка такой великолепный стилист как Гоголь, независимо от своего отношения к евреям, не допустил бы такой оплошности, если бы существовало другое наименование.
