- Можете ли вы согласиться или нет, господин Берков, я не знаю, - холодно сказал Ульрих, - но думаю, что вы уступите, потому что мы решили прекратить работы до тех пор, пока не исполнят наших требований, а других рабочих вы не найдете во всей провинции.
Аргумент этот был таким веским, что возразить было нечего, и произнесли его таким презрительным тоном, что Артур нахмурился.
- Я и не намерен отказывать вам во всем, - твердо сказал он. - Я признаю справедливость многих ваших требований и готов выполнить некоторые из них, например, ремонт шахт и повышение заработной платы, по крайней мере, частично, несмотря на то, что мне придется понести значительные траты, возможно, даже большие, чем позволяют мне в настоящую минуту мои дела. Зато вы должны отказаться от остальных пунктов, имеющих целью ослабить мою власть и подорвать дисциплину, которая в таком деле, как наше, крайне важна и необходима.
Презрительная улыбка на лице Ульриха сменилась удивлением; он внимательно оглядел служащих и хозяина, как будто подозревая, что тот произнес сочиненную для него речь.
- Очень жалею, господин Берков, что мы не можем отказаться от этих пунктов! - упорно возразил он.
- Мне кажется, они важны исключительно для вас, Гартман, - сказал Артур, пристально глядя на него, - и все-таки повторяю вам, что вы должны отказаться от них. Я соглашусь на ваши требования в пределах возможного, но дальше не уступлю вам ни одного пункта. То, что я вам предлагаю, должно удовлетворить всякого, кто хочет честно трудиться и хорошо зарабатывать. Кого же это не устраивает, тот, значит, ищет другого, и на соглашение с ним нечего надеяться. Я даю вам честное слово, что сделаю все необходимое для безопасности рабочих в шахтах и повышения их заработной платы, и требую с вашей стороны доверия к моим словам. Но прежде чем мы обсудим это дело, вы должны отказаться от второй части своих требований, я ни при каких условиях не соглашусь на них.
Он говорил все тем же спокойным деловым тоном, столь необычным для молодого хозяина, что это не могло не поразить Ульриха. Он не верил своим ушам, и, чем неожиданнее было сопротивление с той стороны, откуда он ожидал робкой, боязливой уклончивости, тем сильнее раздражал его этот отпор.
- Вам не следовало бы так пренебрегать нашими требованиями, господин Берков, - заявил он с угрозой, - ведь нас две тысячи человек, и рудники, можно сказать, в наших руках. Прошло уже то время, когда мы позволяли порабощать и притеснять себя. Теперь мы требуем своих прав, и если нам не дадут их добром, мы возьмем силой!
