Евгения отшатнулась при этом внезапном взрыве необузданной дикости, из-за которой все так боялись Ульриха Гартмана. Дочери барона Виндега никогда не приходилось слышать подобного тона и испытывать на себе такой взгляд, ведь она никогда еще не общалась близко с людьми этого круга. Она поднялась со своего места, крайне оскорбленная.
- Я вовсе не хотела навязывать вам нашей благодарности! Если вам выражение ее так неприятно, то я сожалею, что позвала вас.
Она повернулась к нему спиной, намереваясь выйти из комнаты, но это движение заставило Ульриха опомниться. Он быстро сделал несколько шагов к ней.
- Я... простите меня! Вас я не хотел огорчить!
В этом восклицании звучало такое искреннее раскаяние, что Евгения остановилась в удивлении и внимательно взглянула на него, стараясь в выражении его лица найти ключ к разгадке этого странного существа, - его пылкие слова смягчили ее гнев.
- Меня? - повторила она. - А когда вы других оскорбляете своей резкостью, например, господина директора, господина Вильберга, вам, значит, все равно?
- Да! - мрачно ответил Ульрих. - И им, и мне все равно. Между служащими и нами, рабочими, не может быть и речи о дружбе.
- Не может? - спросила Евгения смущенно. - Я и не знала, что отношения между служащими и рабочими так натянуты, и господин Берков, кажется, тоже не подозревает этого, а то постарался бы как-нибудь наладить их.
- Господин Берков, - сказал резко Ульрих, - вот уж двадцать лет думает только о наживе, но не о рабочих, и это будет продолжаться до тех пор, пока мы сами не начнем заботиться о себе, а тогда... ах, извините, я совсем забыл, что вы жена его сына... Простите!
Молодая женщина молчала, пораженная его беспощадной откровенностью. То, что она узнала сейчас, ей уже приходилось иногда слышать о своем свекре в виде намеков. Но страшная горечь, звучавшая в словах молодого рудокопа, показала ей всю глубину пропасти, которую Берков вырыл между собой и своими подчиненными. Кто порицал Беркова, мог всегда рассчитывать на симпатию его невестки; она на себе испытала, каково быть жертвой его цинизма, однако, будучи женой его сына, не осмеливалась ничем обнаружить этого, и потому, не желая выговаривать молодому человеку, предпочла сделать вид, что не поняла его слов.
- Итак, вы не хотите принять благодарность даже из моих рук, - возобновила она прежний разговор, чтобы уклониться от опасной темы. - В таком случае мне остается только словами выразить свою признательность человеку, спасшему меня от верной смерти. Может быть, вы и это отвергаете? Благодарю вас, Гартман!
