А душу твою люблю... | страница 54
В Петербурге Дарья Федоровна Фикельмон получила прозвище Сивиллы Флорентийской, то есть предсказательницы будущего своим знакомым, а порой предугадывающей общественные события. И как же верно предсказала она судьбу Натальи Николаевны!
– Какую же трудную предстояло мне нести судьбу, быть женою поэта, такого, как Пушкин, – шепчет Наталья Николаевна, не зная, что об этом так много думала Долли Фикельмон.
Она закрывает глаза. Страдальческий излом брови становится еще ярче, у губ углубляются морщинки от физической и душевной боли.
Ольга Сергеевна Павлищева, сестра Пушкина, еще в 1835 году писала мужу, имея в виду Наталью Николаевну:
Вообрази, что на нее, бедную, напали… Почему у нее ложа в спектакле, почему она так элегантна, когда родители мужа в такой крайности, словом, нашли пикантным ее бранить.
А Пушкин жаловался в письме своей приятельнице Осиповой:
В этом печальном положении я еще с огорчением вижу, что моя бедная Наталья стала мишенью для ненависти света.
Эта ненависть поднялась до крайности после смерти поэта, когда Наталью Николаевну сочли виновницей его гибели. Толки, намеки, открытое презрение к себе многие годы – все пережила она. А гений поэта все это предвидел и, умирая, Пушкин сказал: «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском».
Вот почему на всю жизнь запомнилась Наталье Николаевне та радость, которую пережила она в одну из встреч с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.
Это случилось у Карамзиных, по возвращении Натальи Николаевны из Полотняного завода.
После смерти Пушкина при встречах поэт избегал ее. А в тот вечер сел рядом с ней и неожиданно заговорил о своих бедах, о беспощадности и злобе людской. Наталья Николаевна помнит, каким доверием прониклась она к Михаилу Юрьевичу. Утешая его, она рассказывала, как и ей тяжко переносить эту беспощадность окружающих. Они проговорили весь вечер, и Наталье Николаевне показалось, что она приобрела душевного друга, не зная, что скоро, совсем скоро гибель, подобная гибели Пушкина, отнимет поэта у народа и у нее.
Она помнила его проницательные, широко поставленные глаза, внимательные и грустные, большой, умный лоб, темные гладкие волосы. Чистотой, честностью, мудростью веяло от всего его облика. «Как же ему, наверное, трудно жить», – думала, глядя на него, Наталья Николаевна. А он в это время говорил ей о том, что, так часто встречая ее здесь, у Карамзиных, он избегал ее, поверив светским наговорам. Он просил у нее прощения. И она с радостью простила его.