– Больно! – А она, пуская слюну, смеясь, сказала:
– Не шевелись! На мне нет трусиков. Разорви колготы! Вонзи! Вбей до самого дна!
Не раздеваясь, Аои села поверх Мицуру и вправила его пораненный член во влажное влагалище.
– По крайней мере, если меня бросишь, будешь, пока не заживет, всякий раз, писая, вспоминать обо мне.
Чувствуя, как сетка колгот шершаво трется о его пах, он, не помня себя, вонзил в нее свой член. Аои, заскулив по-щенячьи, откинулась верхней частью туловища назад. Вдруг из ее влагалища хлынула вода.
– Прости, братец. Обоссалась.
Ноги Мицуру, кровать, колготы, все промокло до нитки.
– Братец, прости, я испачкала твою попу. Ничего, я помою. Ну-ка, повернись ко мне задом.
Не понимая, что случилось, Мицуру, как в бреду, наблюдал точно со стороны происходящее у него перед глазами. До боли затвердевший член в своем влечении действовал независимо от него. Послушно следуя голосу Аои, доносящемуся откуда-то издалека, Мицуру опустился на четвереньки, выставив к ней зад. Аои поцеловала его в задний проход и всадила, как по мановению волшебной палочки оказавшуюся у нее в руке клизму.
Она меня опустила, подумал он. Задний проход, вобрав воду, немедленно оповестил кишечник. Аои обхватила Мицуру ногами, зажала рукой шею, укусила в плечо. Мицуру попытался освободиться и сбежать в туалет. Аои, отчаянно прижимая Мицуру к сырой кровати, впилась зубами в плечо, левой рукой сжала в пучок волосы в его паху, правой вцепилась ногтями в ухо.
– Мицуру, я тебя хочу всего. Твой срам, твое дерьмо, твое сердце, все принадлежит мне. Давай срать вместе, отбросим стыд, вывернем души наизнанку!
– Не дури. Пусти меня.
– Это тебя спасет. И я буду спасена. Дерьмом нашей любви.
Аои обезумела. Это случилось не вдруг, не сейчас. Она с самого начала была безумной, но только сейчас Мицуру понял это, уже слишком поздно. Напрягая задний проход, он попытался высвободиться из ее мертвой хватки, но насколько ей не пристала нерешительность, настолько она была сильна.
– Мамочка, помоги! – невольно вырвалось у него.
Этот странный вопль заключал в себе бездну смыслов. Аои стала его «мамочкой», и Мицуру мучило чувство вины перед «мамочкой» за то, что он не стерпел и обделался, и приятное жжение в заднем проходе после испражнения отзывалось тем самым сладко свербящим теплом, возвращающим его к «мамочке».
Будь что будет, подумал Мицуру. В его голове Царил хаос. Есть ли тайный способ, как обуздать этот панический ужас? После того как он выкрикнул: «Мамочка!», Мицуру оставалось лишь, как того хотела Аои, вышвырнуть из себя сознание. Аои, кусая его в шею, причитала:
