Это не мог быть ролла, запертый в багажнике. Это, должно быть, один из тех, что отказались участвовать в денежном деле.
— Все чешется, — сказал Дойл, — и зуб болит, и каждый раз, как чихну, кажется, голова раскалывается.
— Разумеется, ты можешь вырастить аптечное дерево, на каждой ветке которого будут расти таблетки, и бинты, и всякая чепуха.
— Ну ладно, — сказал Дойл и замолчал. Он подумал, что и в самом деле для роллы это может быть очень просто. В конце концов, большинство лекарств добывается из растений, а уж никто не сравнится с роллами по части выращивания диковинных растений.
— Ты можешь мне помочь, — сказал Дойл с энтузиазмом. — Ты можешь лечить разные болезни. Ты можешь даже найти средство против рака и изобрести что-нибудь, что будет лечить сердечные болезни. Да, возьмем, к примеру, обычную простуду…
ПРОСТИ, ДРУГ, НО МЫ С ВАМИ НЕ ХОТИМ ИМЕТЬ НИЧЕГО ОБЩЕГО. ВЫ НАС ВЫСТАВИЛИ НА ПОСМЕШИЩЕ.
— Ага, значит, ты один из тех, кто убежал? — сказал Дойл с некоторым волнением в голосе. — Ты раскусил игру Меткалфа…
Но ролла уже не слушал его. Он как-то подтянулся, стал выше и тоньше, и губы его сложились в кружок, будто он собирался крикнуть. Но он не издал ни единого звука. Ни звука, но ощущение в воздухе такое, что зубы у Дойла застучали. Это было удивительно — ощущение вопящего ужаса в тишине сумерек, когда ветер тихо облетал темнеющие деревья, шуршала крапива, и вдали кричала птица, возвращавшаяся в гнездо.
По другую сторону изгороди раздались звуки шагов, и в густеющих сумерках Дойл увидел пять ролл, бегущих вниз по склону.
Что-то происходит, подумал Дойл. Он был в этом уверен. Он ощутил серьезность момента, но не понимал, что бы это могло быть.
Ролла рядом с ним послал нечто вроде крика, крика слишком высокого, чтобы его могло уловить человеческое ухо, и теперь, услышав этот крик, роллы из сада бежали к нему.
Пять ролл достигли изгороди и выстроились вдоль нее. На груди их переливались непонятные значки и буквы их родного языка. И грудь того, что стоял рядом с Дойлом, тоже светилась непонятными значками, которые менялись так быстро, что казались живыми.
Это спор, подумал Дойл. Пятеро за изгородью спорили с тем, кто стоял снаружи, и в споре чувствовалось напряжение.
А он стоял здесь, как невинный прохожий, попавший в самую гущу семейного скандала.
Роллы махали руками, и в спускающейся темноте знаки на них, казалось, стали ярче.
