Подстать была и обстановка в городе. Невесть откуда наползли мрачные черные тучи. На улицах бесчинствовал штормовой ветер. Болезненные свистящие завывания казались специально отрепетированным аккомпанементом пульсациям его мозга. Виктора не покидало ощущение, что тучи спускаются все ниже и ниже. Неужели, их цель была поглотить его? За что? Почему это безобразие происходит именно с ним? Кто он такой отныне?
Черноту ночи прорезали яркие молнии, началась гроза, первая в этом году. Раскаты грома были оглушительны. Виктор с ужасом ощутил, как мала разница между современным образованным человеком и трепещущим от страха первобытным обитателем пещер – мистический ужас перед природным электричеством уравнивал их. По школьной привычке он попробовал оценить промежуток времени между вспышкой и устрашающим грохотом, чтобы определить расстояние до центра катаклизма. "Раз…" Это все, что у него получилось. А потом и вовсе свет и звук стали неразделимыми, словно бы слившись в его теле в одно целое…
Надо было срочно что-то придумать. Но мозги его стали оплывать, так, по крайней мере, он оценивал их состояние. Ему казалось, что они пузырятся и тают, тем самым еще более подчеркивая его чужеродность в этом мир. Попытка сосредоточиться закончилась новым приступом нечеловеческой боли. Виктор не сомневался больше – он растворяется во Вселенной. Его сущность, его индивидуальность, все то, что делало его самобытным человеком, оказались на поверку всего лишь некоей непрерывной функцией в момент времени Т, тождественной его эмоциональной оценке.
А Вселенная-то оказывается пустячок, причуда высших сил, незначительная игрушка в руках непознаваемого, микроскопическая, ничем особым не примечательная песчинка Мироздания! Прав Махов!
И снова яркая вспышка, но на этот раз молния здесь была не при чем. Виктор почувствовал себя телевизором, который подключили к антенне – мгновение назад в его сознании (на экране) бесновался бессмысленный хаос, несвязный дребезг помех и вдруг – проявилось четкое изображение.
Его мозг выхватил из небытия странные связи и проявления и постарался выразить их в привычных (по возможности) терминах. Объемные красочные образы, воспринимаемые Виктором, были прекрасны и бесконечно притягательны. На него обрушилась настоящая лавина счастья, но не обыденного, определяемого, как правило, приятностью времяпрепровождения, а другого, кристально чистого, отвлеченного от мелких житейских проблем.
