— А ты в палачи наймешься! — заорал Цецеи.
— А ты к немцам! — сердито крикнул поп.
— Палач!
— Немец!
— Живодер!
— Изменник родины!
Седовласые старцы кричали друг на друга так, что оба посинели от злости. Добо ждал только, когда придется их разнимать.
— Да не бранитесь вы, господь с вами! — проговорил он взволнованно. — Лучше уж с турками поругайтесь.
Цецеи махнул рукой и упал на стул.
— Не понимаешь ты этого, братец. Сапояи велел отрезать язык этому попу, а мне — руку. Ну, не дурак ли поп, коли обрубком своего языка Сапояи защищает!
— Будь он только моим врагом, — ответил притихший священник, — я давно бы ему простил. И все же я скажу: пусть лучше он правит венграми, нежели немец.
— Нет уж, лучше немец, нежели турок! — заорал Цецеи.
Добо перебил стариков, чтобы они не сцепились вновь:
— Хорошего мало и в том и в другом, это верно. Мы в Верхней Венгрии считаем так: подождем малость, может, немец выставит свои силы против турок. А кроме того, мы хотим убедиться, не продает ли Янош нашу отчизну туркам!
— Продал уже, братец, давно продал! — сказал Цецеи, махнув рукой.
— Не верю, — ответил Добо. — Ему нужна была корона, а не дружба с турками.
На столе появилось блюдо с цыплятами, зажаренными в сухарях. Лица стариков смягчились. Все сели за стол.
— Эх, братец, когда-то и я был таким же молодым, как ты! — Цецеи покачал головой. — Сколько тебе лет?
— Тридцать один, — ответил Добо. — Да не сегодня завтра и меня уж никто больше молодым не назовет.
— Покуда не женился — всегда молод. Но теперь самая пора тебе обзавестись семьей.
— Все некогда было, — сказал Добо, улыбаясь. — Я, отец, с малых лет все в сражениях да в сражениях.
— Так и надо. С тех пор как свет стоит, венгр так живет. Ты, может, думаешь, я в танцах потерял обе ноги? Я, братец, начал вместе с Кинижи![8] Меня король Матяш по имени называл.[9] Закончил же я вместе с Дожей, а он, поверь мне, был героем из героев.
Цецеи поднял в честь Добо полный до краев оловянный стакан.
— Да благословит господь венгров, а тебя, братец, особенно. Пусть он пошлет тебе победу над врагом и жену красивую. А в шахматы играть умеешь?
— Нет, — ответил Добо, улыбнувшись такому нежданному повороту в мыслях Цецеи, и, одним духом осушив стакан крепкого красного вина, подумал: «Теперь понятно, почему старики так разошлись».
— Раз не играешь в шахматы, то хороший полководец из тебя и не получится, — сказал Цецеи.
— Если б мы бились по-восточному — рать на рать, не получился бы. Но ведь мы-то бьемся по-венгерски — человек на человека. А этому шахматная доска не научит.
