Большой Мечек им пришлось объехать стороной.
Перед полуночью выглянула луна, и наши путники поехали быстрей по глинистой проселочной дороге.
Герге скакал уже все время впереди и, когда подъезжали к какому-нибудь ненадежному, шаткому мосту, предупреждал об этом священника.
В полночь у дороги перед ними забелел одинокий домик, похожий на корчму.
— Загляни-ка туда, сынок, — попросил священник, — узнай, корчма это или что другое. Мы тут коней покормим.
Герге въехал во двор и немного погодя вернулся.
— Дом пустой, — доложил он, — даже двери не заперты.
— Но коней-то можно покормить?
Навстречу им с тявканьем выбежала белая лохматая собачонка. Кроме нее, никто не показывался.
Священник соскочил с телеги и обошел весь дом.
— Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома? — кричал он в двери и окна.
В доме было темно. Никто не отвечал. На пороге валялся разломанный шкафчик. Да, здесь, несомненно, побывали турки.
Священник покачал головой.
— Гергей, прежде всего мы с тобой обследуем колодец. У меня ведь до сих пор кожа огнем горит.
Он спустил ведро и достал воды. Потом принялся рыться у себя в телеге.
Чего там только не было! И одеяла, и подушки, и пшеница, и сундук, и резной стул, и бочка вина, и туго набитые мешки. В одном мешке оказалось что-то мягкое. Священник развязал его. В нем было то, чего он искал, — белье.
Он намочил платок водой из ведра, разделся по пояс и весь обложился примочками.
Герге тоже слез с коня, подвел его к колодцу и напоил.
Священник вытащил из-под сиденья охапку сена и бросил лошадям.
На телеге лежала и сума. Священник пощупал ее и обнаружил в ней хлеб.
— Сын мой, ты хочешь есть?
— Хочу, — ответил мальчик и смущенно улыбнулся.
Отец Габор вытащил саблю из ножен, но прежде чем разрезать хлеб, устремил глаза к небесам.
— Господи, да будет благословенно имя твое! — воскликнул он с горячей благодарностью. — Ты избавил нас от цепей неволи, ты дал нам днесь хлеб насущный…
Небо было чистое и звездное. Месяц, блестевший в вышине, заливал землю ярким сиянием, и при этом свете вполне можно было поужинать.
Путники сели на закраину колодезного сруба и принялись закусывать. Священник бросал иногда собаке кусочки хлеба, а Герге, разломив ломоть хлеба пополам, покормил своего коня.
Издали послышался вдруг тихий цокот копыт. Путники прислушались и перестали жевать.
— Верховой! — заметил священник.
— Один едет, — добавил Герге.
И оба снова принялись за свой ужин.
Цокот копыт слышался все яснее и на высохшей проселочной дороге превратился в громкий топот. Вскоре показался и всадник.
