Кома | страница 43

До меня донесся запах молока, согреваемого утренним солнцем. Из приемника в кабине молочной тележки доносилась какая-то мелодия, почти заглушаемая треском помех.

Я стукнул Обезьяньего бога по спине, и он высунул язык.

Ветер разметал занавески.

Все эти перемещения происходили очень быстро. Одно состояние переходило в другое гладко, без швов и стыков. Это так я, наверное, думал.

При последнем перемещении все быстро потемнело, примерно так же неожиданно, как если облако наползает на солнце. Только тут был не полумрак, а нечто вроде безлунной ночи. Меня кольнул страх, что это может быть возвращением в ту, пустую тьму.

Я приподнял руки. Если найдется объект, какое-нибудь ощущение, за которое можно держаться, я смогу укротить это место.

Как раз напротив обоих своих локтей я обнаружил некие изогнутые формы.

Это меня успокоило. Я осторожно откинулся назад и почувствовал нечто сразу мягкое и твердое, явно изготовленное для поддержки поясничных отделов туловища.

Я облегченно вздохнул. Я не парил в безликой пустоте. Я сидел в своем собственном кресле, в своем кабинете.

Я протянул руку и включил настольную лампу. Затем вынул из правого ящика стола лист бумаги, из левого — перьевую авторучку и написал:

В кабинете стояла полная тишина, только чуть поскрипывала по бумаге авторучка, которой я делал какие-то пометки, вносил поправки и дополнения. А потом зазвонил телефон.

Я нажал кнопку громкой связи.

— Да?

— Карл.

— Кэтрин! Так ты что, все еще здесь? Я давно собирался тебя отпустить…

— Я сто лет уже как дома, — прервала меня Кэтрин. — Я вернулась домой, потом сходила в кино, снова вернулась домой, съела пиццу, заплатила девочке, которая присматривает за ребенком, и захватила по телевизору самый хвост вечерних новостей.

Часы на письменном столе показывали 11.42. Я повернулся и посмотрел в огромное, во всю стену, окно. За окном была россыпь городских огней и низко нависшее, чуть красноватое ночное небо. И ни одной звезды.

— Я звоню, — продолжила Кэтрин, — чтобы напомнить тебе, что через двадцать пять минут метро закрывается.

— Верно, — сказал я.

Я повесил трубку.

— Верно.

Я подтянул ноги к себе, уперся ступнями в заднюю стенку стола и сильно, резко оттолкнулся.

Я сшиб кресло, выбил головой окно и вылетел в пустоту.

Первое время я падал в компании кресла и осколков стекла, но затем мы — я, кресло и осколки — стали расходиться, как парашютисты, не желающие приземлиться друг другу на голову, и вскоре я остался один.