Закончив осмотр, ися развернулся к приведшим его морлокам.
– Без всяких сомнений, это тот самый человек, который за убийство цукино-сегун был казнен. Это не дух и не призрак, это он и он жив.
– Ман, как такое возможно? – спросил один из морлоков. – Сам видел, как ему сердце пронзили, как его вода унесла!
– Не знаю, как такое возможно, – покачал головой ися. – Может быть, он вам скажет. А может быть, вам скажет этти – на нем тоже полно шрамов точно такой же давности.
– Если это он, – подхватил цепь рассуждений третий морлок, – и он жив, то получается – дух цукино-сёгун не успокоен еще! Значит, кто-то должен доделать дело, ведь так?
– Это решать не нам, – оборвал прыткого товарища капрал. – Такие дела люди должны решать. Мы ничего не можем с ним сделать – только людям отдать.
– Попробуйте поднять на него хвост – и я съем ваши печенки! – Рэй подался вперед, но Дик остановил его, упершись в грудь рукой.
– Что бы ни стало со мной – ты никого здесь не зацепишь даже когтем! – сказал он. – Ты вернешься в Салим и будешь продолжать наше дело, потому что моя судьба – не в твоих руках и не в их, а в руках Бога. Если на то не будет Его воли – они мне ничего не сделают. Ему нетрудно будет спасти нас опять, если Он того захочет, а если нет – в одиночку тебе с сотнями морлоков не управиться. И еще: ты человек и христианин, поэтому будешь разговаривать как человек и христианин.
Рэй опустился перед ним на колено, коснувшись кулаками земли, и проворчал:
– Слушаюсь, сэнтио-сама.
– Так он не этти, – проговорил капрал. – Он твой.
– Он не мой, – возразил Дик.
– Я подчиняюсь сэнтио-сама не потому что я его морлок, – Рэй снова воздвигся во весь рост. – А потому что я его лейтенант. До того момента, когда бриг «Паломник» достигнет Санта-Клары, – он оскалился в усмешке. – А значит – навсегда.
– Ты – офицер? – На этот раз капрал выдал удивление не только голосом, но и мимикой. – Настоящий?
– По законам Империи – самый настоящий, – сурово сказал Дик. – Капитан и шкипер корабля подписали его патент как положено.
Некоторое время морлоки переваривали информацию. Ися смотрел на Дика во все глаза, и юноше было неловко – он никак не мог понять, что же такое знакомое в этом взгляде.
– Послушайте, – сказал он, борясь с желанием обхватить себя за плечи и растереть немеющую от страха кожу. – Арестуете вы меня или нет, никому ведь не будет хуже, если я сначала скажу вам то, что должен сказать. То, зачем я послан.
