Вдруг бабушка настороженно прислушалась.
- Это что? Музыка какая-то?
- Это телефон!
Жанна вскочила, бросилась в прихожую. Извлекла из кармана куртки мобильник.
- Алло! - Несколько секунд она рассеянно слушала собеседника, потом упавшим голосом сказала: - Хорошо. Ладно… Угу, до завтра.
Она нажала кнопку отбоя и несколько секунд с отрешенным видом продолжала смотреть на зажатый в ладони телефон. Потом проговорила:
- Странно. Саша тоже сказал, чтобы я у тебя ночевала.
- Вот видишь! – воскликнула не спускавшая с нее глаз бабка. – Пошли за стол, стынет все. А Саша – это кто?
- А? А-а… Александр Васильевич, мой начальник.
Картошка на топленом масле, отборные соленые грибочки, крепкий, настоянный на травах чай с земляничным вареньем – все было настолько вкусным, домашним, что Жанна вновь почувствовала себя маленькой девочкой, приехавшей к бабушке в гости вместе с мамой. Жанна могла поручиться, что именно таким угощеньем потчевала их бабушка Маша тогда, в их прошлый, столь давний приезд сюда. Напряжение, не отпускавшее Жанну с того момента, как она увидела в приоткрывшейся двери старую каргу с безумным взглядом и огромным – можно черта пришибить - железным крестом в руке, постепенно ушло.
Разговор, поначалу не клеившийся, скованный, постепенно стал непринужденнее. Жанна все охотнее отвечала на бабушкины вопросы об их житье-бытье в большом городе, о своей недавней учебе, здоровье родителей.
- Мать писала – ты в милиции работаешь? – прищурилась бабка, прихлебывая чай из блюдечка.
Жанна кивнула:
- Да, - помолчав, добавила: - В отделе расследования убийств.
- Не страшно?
- Да нет, нормально. Противно иногда…
- И сколько вас приехало? В эту командировку?
- Трое. Ну… водитель еще. И следователь прокуратуры – он отдельно.
- Трое, - скривилась бабка. – Маловато. Что ж, никто из милицейского начальства не понимает? Не помнят уже? Этот-то, - она кивнула на лежащий рядом с Жанной телефон, - Саша твой… – ЗНАЕТ.
- Никакой он не мой! – резко выпалила Жанна.
Потом посмотрела на бабушку глаза в глаза и спросила:
- Что знает?
- Знает. Что нельзя ночью на улицу выходить…
* * *
Солнце, завершив по своду небес неизменный, определенный на века путь, скрылось за лесом. Отгорел закат. Сумерки, сгущавшиеся медленно, по северному неспешно, наконец превратились в полноценную тьму. Дмитриевское уснуло.
Неожиданно в центре села послышался собачий лай. Странный лай, необычный. Необычность его заключалась в том, что цепной пес Сережки Яковлева – известный пустобрех - не столько тявкал, сколько утробно рычал, и при этом неестественно всхлипывал. Складывалось впечатление, что он одновременно рычит и воет…
