Посылая домой письма, я старался не расстраивать родителей. Промолчал о том, что несколько раз был под обстрелом, что мог бы стать жертвой предательства, что мерз в заснеженном лесу на берегу Волги, о своих мучениях после ранения. Единственное, что себе позволил – написал, что меня ранило, да и то не сразу…
…Вот и вокзал. Женщин дальше не пустили. Лица моих соседей по колонне помрачнели. Ведь большинство из них недавно призваны в армию. И не известно, что ждет всех впереди…
А я уже был на фронте и, хотя подвига не совершил, но кое-что видел. Так что выше голову, товарищ старший сержант!
Отсюда, из Кирова, началась моя новая дорога на фронт, теперь уже на Северо-Западный, в 84-й артиллерийский полк 55-й стрелковой дивизии.
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Из вечернего сообщения 3 мая 1942 года
В течение 3 мая на фронте ничего существенного не произошло.
Из вечернего сообщения 4 мая 1942 года
В течение 4 мая на некоторых участках фронта наши войска вели наступательные бои и улучшили свои позиции.
Из вечернего сообщения 5 мая 1942 года
В течение 5 мая на фронте ничего существенного не произошло.
4 мая 1942 года в полдень наш артиллерийский дивизион[4] маршем подошел к тылам 55-й стрелковой дивизии. Все последние дни и ночи беспрерывно лил дождь. Плащ-палатки уже не могли защитить нас, и шинели и гимнастерки не просыхали. Казалось, мы сами разбухли от постоянного соприкосновения с водой. А тут еще страшная весенняя распутица, тылы не справлялись с подвозкой продуктов, и наш пищевой рацион сокращался по мере приближения к фронту. Начиная с 1 мая мы получали только маргарин и хлеб.
Воспользовавшись передышкой, я нацарапал родителям открытку:
"Вы, наверное, очень беспокоитесь, что долго не пишу. Я переезжаю на другое место, поэтому и задержался. Зато вчера получил письмо от Бориса. Он, оказывается, около Старой Руссы, пока еще не воюет, но вообще-то – это дело ближайших дней. Мне сейчас, в отличие от прошлых раз, приходится шагать пехтурой. Уже привык: "баллоны" мои не спускаются".
В большинстве случаев мои бесхитростные попытки заморочить голову военной цензуре, чтобы подсказать родителям, где я нахожусь, были безрезультатными. Но этой открытке повезло: слова о том, что Борис около Старой Руссы, остались незачеркнутыми. Про "баллоны" же написал потому, что после госпиталя, где лежал после ранения под Москвой, вместо сапог получил ботинки с обмотками и не сразу научился их прочно закручивать.
