Бесиво | страница 50
Адвокату же это обстоятельство по душе. Втолковывает Саньке, что не может он точно помнить, он ли именно пырнул мента, или кто ему вилку уже после в руку сунул. Пырнул-то куда? Чуть выше задницы, со спины то есть. Мент тоже не может быть уверен на все сто, кто именно, — свалка! К тому же освидетельствование показало сильнейшую степень опьянения Александра Михалыча Рудакина — при такой степени память отключается. Потому первичное признание подследственного сомнительно и, более того, в известном смысле в пользу… Осознание вины за антиобщественное поведение и готовность взять на себя по причине беспамятства, а вовсе не покрывания собутыльников, которых даже фамилий не знал и вообще впервые видел, что почти доказано… Если эта туфта проходит, адвокат гарантирует не более четырех лет. И шибко доволен при этом, ручки пухленькие потирает или же бороденку поглаживает.
И по нынешним адвокатским временам во время следствия не допускается адвокат. Но, знать, расстарался братан Андрюха через своего соседа, потому что нынче всякий закон тоже свою цену имеет.
Санька уверен, что, будь их сосед по деревне еще круче, чем есть, вообще выпустили бы на второй день, а за травмы еще и приплатили бы. Но сосед не шибко крут в областном масштабе, и потому, будь добр, радуйся, что всего лишь «четверка» светит вместо червонца.
А Саньке и четыре — хоть вой. Не хочет он сидеть, когда вот она, в руках мечта-синичка! Только глаза закрой — перед глазами пачки «зелени», от крови бандитской отмытые, утюгом просушенные да проглаженные. Через них новая жизнь просвечивается — на веранде в креслице-качалке, а тот же горшочек с цветком швырни — волна подхватит, совсем рядом волна-то, а бабенка мяконькая, скорее всего хохлушка, под боком хихикает по-доброму и отобедать приглашает чем Бог послал…
Очень рано понял Санька, что такое жизнь, мальцом еще понял. Жизнь — это работа. Это каждое утро вставай и топай и делай одно и то же, одно и то же. Получай за то гроши, на гроши накупай жратву, чтоб смог с утра по новой топать и вкалывать. Такую жизнь он понимал как издевательство, придуманное для человеков, чтоб поменьше думали и о другом не мечтали. Чтоб вообще ни о чем не мечтали. От этой обязаловки по детству еще надеялся спастись через учебу — так надо было выучиться, чтоб право получить присмотреться и высмотреть такое дело, чтобы и дело — без дела-то нельзя, — и свобода в деле. Став постарше, увидел: ну и что? Отличники со своими медальками шли в институты, после которых то же самое: встал утром, потопал, чего-то там наповыделывал — домой, а наутро из дому опять, от получки до получки — повеситься можно! И это при том, что страна перед тобой такая, что и жизни не хватит, чтоб всю даже бегом обсмотреть!