Сначала карту крутил каждый к себе, затем все трое сели рядышком, плечо в плечо, в руках Кондрашова циркуль и линейка… Промеры шли и так, и этак, и, когда вдруг выяснилось, что от станции, которую предполагалось захватить, до районного центра каких-то десяток километров, причем хоть лесом напрямик, хоть любой из двух проселочных дорог, Зотов, всадив ноготь указательного пальца в кружочек, означавший райцентр, чуть ли не умоляюще взвопил:
— А? Ударим по району, братцы! Это же… до Москвы слышно будет! Глубокий немецкий тыл, и вдруг нападение на… Считай, на город! Это же как отзовется-то! Ударим, а?
— Чем ударим-то? — спокойно спросил Никитин. — Этим самым местом, что ли? После того как станцию возьмем — если возьмем, — у нас, дай Бог, чтоб взвод остался.
Пальца не убирая, Зотов качал головой, твердя в отчаянии:
— Ведь ближе нас к району никого нету! Хоть бы, не знаю, электростанцию взорвать или что-нибудь…
— Чем взрывать? — это опять Никитин, теперь со смешком.
— Да ладно! Не понимаю, что ли. Но досадно же! И вообще… Почему взвод? Если староста не врет, у немцев там не больше взвода, а нас три сотни…
— Где это ты три сотни насчитал?
Кондрашов обнял Зотова за плечи:
— Угомонись. Про три сотни, будто для прорыва, это я так… Думаю, нам и двух не набрать. Да и что толку, оружия нет, патроны впересчет.
Никитин встал, подошел к печуре, кочергой пошуровал слегка, там и присел на корточки, на тлеющие угли щурясь.
— Есть у меня предложение… По поводу оружия. Еще неделя, и зимник осядет, значит, санный обоз немцев хоть завтра жди. Меньше чем со взводом они не прибудут. Или нам полтора десятков «шмайссеров» лишние? Да еще винтовки… И лошади…
— А что? — оживился Зотов. — Верное дело! Без потерь провернем! Я — за!
Кондрашов молчал. Искоса глядя на профиль капитана Никитина, только сейчас подметил, как он похудел. Вместо щек — впадины, нос торчком, губы словно в полусудороге, как на ветру морозном. Еще подметил, что пострижен капитан аккуратно, выбрит до блеска… Кондрашов сам себе космы подстригал, как вырастали, да и брился через день, и теперь с досадой общупывал колючий подбородок.
— Так как насчет обоза? — спросил Никитин, не оборачиваясь.
— А деревня? — спросил Кондрашов. — Что с ней будет?
— Что-то я не пойму, — тихо говорил Никитин, — у нас война или не война? «Вставай, страна огромная…» — это что, только про нас с тобой или про страну огромную?
Кондрашов встал, подошел к печке, присел на корточки рядом с капитаном.
