Говорю, это вы нашему Кондрашову Николай Сергеичу подписали, жив он и здоров. А про генерала мы не слышали, некогда было на погоны смотреть, драпать надо было, с ходу обложили нас, вот и поперли в болота… Скольких побили, сколь утопло, не считали. Нынче нас чуть на роту наберется — так ему толкую. Подобрел вроде. Но как сказал, что зиму в деревнях отсиделись и никуда не рыпались, опять по столу кулаком. Долго кричал. Советскую власть-то хоть установили в деревне? — спрашивает. Говорю, коль мы в деревне, какая власть может еще быть. Про полицаев да старосту молчок. Короче, приказ я получил, чтоб через неделю под его руку явились, а если не явимся, дезертирами объявит по всему партизанскому фронту и тогда с нами трибунал будет разбираться. Парней моих, Вовку Токарева да Сашку Вильчука, под арест объявил. Там остались. Говорю, пошли со мной людей… Опять давай кричать, что будто в засаду заманиваю. Хоть ружьишко мне оставили, и то ладно. Когда придем до них, как понимаю, обниматься с нами не будут.
Уже у двери, не поворачиваясь, пробурчал:
— Еще полковник сказал, что немцы специально из всяких предателей отряды будто партизанские создают и по лесам гоняют, чтоб на настоящих выходить и гробить. Намекал…
Тут Зотов вскочил:
— Врет, хоть и полковник! Откуда они столько предателей наберут? Все знают, что в сорок первом в военкоматах творилось… Очереди!
Трубников затылком кивнул.
— Так. А сколько раз на немецкие патрули нарывались… По форме чисто фрицы, а по-русски лопочут не хуже нас…
Тут капитан Никитин вмешался:
— Подожди, Миша, скажи, ты что, все время с завязанными глазами был?
— Почему? В избе развязали.
— И что за изба?
— Похоже, клуб бывший. Портреты кругом. Товарищ Сталин…
— А кроме полковника кто еще был? С тобой кто-нибудь еще разговаривал?
— А вот как и вас — трое. Только те двое в гражданском. Кто-то чё-то говорил, не помню.
— Когда уводили, снова глаза завязали?
— Понятно. На коня посадили и повели. Хлеба краюху сунули за пазуху, и за то спасибо.
— Ну а уши? Уши-то тебе не завязывали?
— Зачем?
— И что ты слышал? Людей много? Что говорили? Сам-то ты как думаешь, куда попал? Может, как раз к подставным фрицам?
— Чё ж я, тупой? Наших от подставных не отличу? — обиделся Трубников.
— Значит, наши?
— А то.
— Еще, Миша. Кто знает в отряде?
— Ну чё ж я, тупой? Как добрался, сразу к нему. — Трубников кивнул на Зотова.
А нетерпеливо ерзавший Зотов, как только за Трубниковым закрылась дверь, подскочил радостно к Кондрашову, обеими руками его руку схватил, залопотал по-мальчишески:
