– Гена сказал, что вы ищете… – женщина посмотрела на меня с надеждой.
– Да, Валентина Ильинична, я ищу. Пока я узнала причину, а это уже половина работы.
Я прошла к уже опробованной мной в прошлый визит табуретке и уселась поудобнее.
Валентина Ильинична поставила перед нами кофе и села напротив меня, сложив руки на столе.
– О чем вы хотите поговорить со мной? – спросила она, наблюдая за тем, как я пристраиваю замерзшие руки к горячей чашке.
– Валентина Ильинична, я заранее прошу прощения, поскольку вопрос касается глубоко личного момента вашей жизни, но ответ мне знать просто необходимо.
Она задумалась на мгновение, но потом решительно кивнула, по-моему, даже не позволив себе взвесить свой ответ.
– Людмила – дочь вашего мужа? – поставив чашку, я задала вопрос, глядя прямо в ее глаза. Странно, ее глаза вовсе не казались глазами взрослой женщины, скорее озорной девчонки с соседней улицы.
Валентина Ильинична какое-то время смотрела сквозь меня, потом шумно выдохнула и покачала головой.
– Кусков Петр Иванович – отец Людмилы?
Теперь уже ошеломленно глядя на меня, она утвердительно кивнула.
– Если это секрет, то поверьте, никто от меня ничего не узнает, – тихо сказала я, прихлебывая ароматную черную жидкость.
– И да, и нет… Об этом не знает только Людмила, мы решили ей не говорить. Тридцать лет назад я повстречала Петра, и жизнь моя показалась мне не мила без него. Но он пробыл здесь недолго, он приезжал на раскопки, что шли недалеко от нашей деревеньки… ну, в общем, у нас получилась Людмила, а он уехал, так и не узнав о том, что станет отцом. Я, понимаете, я ничего не видела, кроме него, и даже не удосужилась ничего о нем узнать. А когда я поняла, что наделала, тут появился Колесников, он был так заботлив и… в общем, уговорил меня выйти за него и ни разу не попрекнул. Детей больше нам Бог не дал, так что Николай в дочери души не чает. Вот, надеялись в этом году внучком порадоваться… – Валентина Ильинична говорила тихо, спокойно, как об отболевшем и давно пережитом.
– Я не скажу ничего Людмиле.
– Спасибо.
– Он умер.
Валентина Ильинична посмотрела на меня каким-то горьким обреченным взглядом и тихо всхлипнула. Видимо, не до конца отжило-отболело.
Оставив ее переживать по поводу поставленной точки ее заветному и глубоко спрятанному чувству, такому, которое живет само по себе, не считаясь ни с чем и ни с кем, я тихо прошла в прихожую и оделась.
Говорить я ничего не стала, не до меня ей сейчас было, кроме того, я узнала то, что меня интересовало, и пора было продолжать свой путь. Детектива кормят ноги, к тому же я намеревалась не дать мерзавцу возможности причинить вред еще кому-нибудь.
