Иван Яковлевич так и ушел от ответа, чьи инициа-лы изображены на пряниках. Он пустился тогда в рассуждение о корнях русского народного творчества, об умирании его в XX веке, призывая поверить в то, что если копаться в истории, то из пепла "вылетит обновленная птица Феникс"…
А вот левее Билибина сидят Лансере и Рерих.
Все спорят, а Рерих мыслит, не думает, а именно мыслит. Археолог, историк, философ, просветитель с задатками пророка, осторожный человек с манерами дипломата, он не любит говорить о себе, о своем искусстве. Зато его живопись говорит столь много, что уже есть целая группа толкователей его творчества, которая находит в его живописи элементы таинства, магии, предвидения. Его неподвижное лицо с голубыми глазами, слегка опущенными веками сосредоточенно. Он избран председателем вновь организованного общества "Мир искусства".
Стена зеленого цвета. Слева книжный шкаф и бюст римского императора. Кафельная желто-белая печь. Все точно как в доме Добужинского, у которого происходило собрание учредителей "Мира искусства". На стене два овальных зеркала, висящих неровно. Отраженные косяки дверей резко отклонены (это, пожалуй, усилило неспокойный характер композиции).
В центре группы — Бенуа, критик и теоретик, непререкаемый авторитет. С Александром Николаевичем у Кустодиева сложные отношения. Бенуа прекрасный художник, любимые его темы — жизнь при дворе Людовика XV и Екатерины II, Версаль, стриженые боскеты, фонтаны, интерьеры дворцов. Историческим персонажам XVIII века Бенуа умеет придать искусственный вид, они кажутся марионетками, к превратностям исторических судеб художник относится иронично. И это близко Кустодиеву.
Что, если бы заговорил Бенуа-критик? Он заговорил бы негромко (как человек, привыкший к вниманию), с легкой гримасой скепсиса на губах (словно заранее знает, что скажет собеседник и как ему надо ответить), самоуверенно (лучший знаток мирового искусства!) и, конечно, увлеченно.
— "Ярмарки" Кустодиева? Это, пожалуй, интересно. Но… — тут последовала бы большая пауза, — там "дерутся краски". Нет европейской культуры.
Долгие годы Кустодиев, со свойственным ему затаенным самолюбием и неуверенностью в себе, читал статьи Бенуа и молча хмурился, не находя добрых слов о своих картинах… Впрочем, в последнее время критик стал к нему благосклоннее, гораздо благосклоннее.
Кустодиев перевел взгляд вправо… Константин Андреевич Сомов, фигура невозмутимая и уравновешивающая своим молчанием спорящих Добужинско-го и Милиоти.
