Пэйн опять вздохнул. Он пользовался женщинами, вьющимися вокруг трех его братьев, но это редко были те, кто на него засматривался. Обычно он сам выбирал себе жертву. Пэйн всегда полагал, что женщины ощущают его измученную, бездушную сущность, и оставляют его в покое.
— Во-первых, я не сплю с женщинами моих братьев. — Он вернулся к столу, надел сандалию ей на ногу, мягко поднял девушку и повел ее по направлению к открытой двери. Грубо, да, но у него нет ни времени, ни желания играть с этой женщиной. — И, во-вторых, Вы понятия не имеете, кто я такой на самом деле. Будет лучшее, если Вы сейчас же уедете.
— О, я знаю, кто ты, — сказала Клэрис, окутывая его своим хриплым голосом. Вместо того, чтобы вызвать влечение, ее явные попытки соблазнения оставляли его равнодушным. Возможно, если бы ее действительно влекло к нему, а не к тому, что он собой олицетворял, он и заинтересовался бы, но Пейн не заблуждался, воображая, что она может беспокоиться о ком-то еще кроме себя. — Или, точнее, я знаю, что ты.
Пэйн замер, так как Клэрис прижалась к нему, и ее бюст уперся в его грудь. Она значительно улыбнулась и отклонила голову назад и в сторону, подставляя шею.
— Эвери рассказал мне о тебе всё. Начинай, сладенький. Ты знаешь, чего хочешь.
Когда вокруг Пэйна обвился аромат теплой, податливой женщины, в нем проснулся голод. Разум боролся с жаждой — почему он не может взять у нее то, что хочет? В конце концов, она сама предлагает. Эвери же знал, что как только она попытается совратить его, он не захочет иметь с ней никаких дел, но что плохого в том, чтобы взять то, что предлагают?
Глубоко внутри голод рычал и потребовал удовлетворения. Клэрис прижалась еще ближе, ее шея была в нескольких дюймах от его рта. Пэйн с трудом сглотнул, стараясь не поддаться голоду, напоминая себе, что он цивилизованный человек, а не животное, которое набрасывается на любой кусочек еды. Пэйн вдохнул ее аромат, обнаружив нечто отталкивающее, а именно — насыщенный химический аромат духов. Он предпочитал естественный запах женщины всему, что вышло из бутылки, но он не в том положении, чтобы жаловаться. Его язык коснулся кончиков острых клыков, голод усилился настолько, что превратился в притупленный рев в ушах, пульсирующую боль в его сердце. Желание укусить и сполна напиться почти подавляло. Все, что ему нужно сделать — это впиться зубами в эту нежную белую плоть …
— Сделай это, Пэйн. Возьми меня. Возьми меня сейчас! Сделай меня своей навсегда!
