Но писать в те дни я не мог. Слова и фразы, без конца прокручиваясь в голове, выдыхаясь, гасли, и на бумагу ложилось что-то мертвое — чтобы писать, мне не хватало надежды.
Я давно уже никуда не выходил, целыми днями лежал на кровати, погруженный в мечты и раздумья.
Иногда я размышлял об Исмаиле: правильно он сделал, что уехал. С сентября работать начнет. Интересно, женился он? Если женился, какая у него жена: красивая или нет? Думая о его свадьбе, я обязательно вспоминал свадьбы в Бузбулаке и тот особый, удивительный покой, что наступал после свадебного пиршества… И молодых мужей, впервые появляющихся на улице в своем новом качестве: другой вид, другая повадка… Молодухам у нас положено три дня отсидеть дома. И вот, когда кончались эти несколько дней и молодая выходила на люди, у нее тоже был совсем другой вид, другая походка, взгляд; молодухи стараются не смотреть на мужчин, прячут огонь, мерцающий в глазах…
Было жарко. Никогда в жизни не знал я такой жары. На верхних этажах заканчивался ремонт. Вильму дядя Антон перевел в только что отделанную комнату, мы с Элаббасом все еще оставались в красном уголке. Может, оставляя нас здесь, поближе к входной двери, дядя Антон и правда намекал: хватит, ребята, выметайтесь, не сегодня завтра студенты приедут. Но куда нам было деваться?.. Халил-муаллим сказал, что Мазахир снял комнату в крепости. Он мог снять, потому что скоро получит зарплату. Гияс? Про этого можно было не думать: уж если ездит на «Волге», значит, есть крыша над головой. Допустим, Элаббас устроится на работу, тоже скоро будет получать зарплату и, допустим, не бросит меня. Но когда еще он устроится, когда он ее получит, зарплату? Из общежития нам деваться было некуда.
Дядя Антон вошел в комнату, и я понял: все, выметайтесь.
— Чего это ты все лежишь, мусульманин? — Дядя Антон носком сапога сгреб в угол набросанные на полу бумажки, сор, окурки… — Пойди чайник поставь. Чайку попьем, потолкуем…
Ну и натерпелся я страху, пока кипятил чай!.. А ведь дядя Антон — чтоб ему жить сто лет! — вовсе не выгонять нас явился. Выпил чаю, стряхнул с лысеющей головы капли пота и, немного отдышавшись, сказал:
— Ты вот что… ты почему на этой девушке не женишься? Лучше девки не найти.
— Вы про какую девушку? — сказал я, хотя знал, что дядя Антон говорит о Вильме.
— Про эту, про немку… Чего замуж не берешь? Бог ума не дал?
— Так она ж не меня, она Элаббаса любит. А он ни туда, ни сюда…
— Значит, твое счастье. Женись!
