Вдруг шорох по песку. Кто-то идёт прямо на меня.
– Кто?
– Это вы, Олленгрэн?
Оторопел.
– Я, ваше императорское величество.
– Почему не уехали?
– Счёл долгом остаться до отхода поезда, ваше императорское величество.
– И что зря себя мучаете? И так тут со мной намаялись. Пять круглых дней.
– За счастье почитаю, ваше императорское величество.
– Нет ли у вас папиросы: у меня вышли, а прислугу будить не хочется.
Раскрываю портсигар. Царь шарит рукой.
– Да у вас всего две.
– Рад стараться, ваше императорское величество.
– Не возьму. Неэтично.
И отдать себе отчёта не могу, как у меня вырвалось:
– По старому приятельству можно, ваше императорское величество.
Царь засмеялся и сказал:
– Ну, разве что по старому приятельству.
Мы закурили в темноте, и тут последовал разговор, потрясший меня до основания.
ПРОЩАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ[48]
– Вы помните воздушный шарик? – спросил меня император.
– Не помню, ваше императорское величество, – ответил я, слегка растерявшись.
– Ну как же так? Помните, вы уже окончили ваше пребывание с нами во дворце и были уже кадетом? И вот, кажется, в прощальное воскресенье приехали к вашей маме, которая ещё не ушла от нас. Ей, кажется, хотели поручить покойного Георгия[49].
– Да, да, ваше императорское величество. Но мама уже не имела сил.
– Да неужели вы не помните?
– Чего именно, ваше императорское величество?
– Ну вот этого маленького шарика, который вы принесли с Марсова поля? Красненький такой шарик? Чтобы он не лопнул, вы попросили Аннушку… Вы, может быть, и Аннушку забыли?
– О нет, ваше императорское величество. Аннушку я отлично помню.
– Ну вот, – продолжал государь, попыхивая папироской, – вы попросили Аннушку привесить этот шарик на кухне к окну, на воздух. Потому что эти шарики в комнатном воздухе долго жить не могут.
Словно молния разорвалась вдруг в моей голове. С отчётливостью, будто это случилось вчера, я вспомнил всё. И по какой-то неожиданно налетевшей на меня оторопи продолжал всё отрицать и стоял на своём:
– Ничего не могу припомнить, ваше императорское величество.
Царь был редко умный, проницательный и наблюдательный человек. Вероятно, он разгадал мою драму. Вероятно, он отлично понял моё смущение и, как на редкость воспитанный человек, не давал мне этого понять. Я же, чувствуя, как краска заливает лицо, благодарил Бога за темноту ночи, за отсутствие луны, за слабое мерцанье звёзд. Государь, вероятно, так же чувствовал краску моего лица, как я. Даже в темноте я чувствовал его снисходительную улыбку.
