Нет, без теории, без общей теории систем математического обеспечения уже не обойтись. Интересно, какой улов принесут девочки из библиотеки? Неужели так-таки никто этим и не занимается?
Впрочем, Борисова и компанию все эти соображения не занимали нисколько. И чувствовали они себя прекрасно. Цейтлин говорил слово «разузлование», и они хором подхватывали: «А в СОМе этого нет?» Упоминал Цейтлин, об организации массивов, и снова Телешов или Борисов чуть ли не со злорадством диктовали Васильеву: «Так, отсутствие подобной организации — еще одни недостаток Северцева».
— Но ведь у них своя организация массивов, — возражал Цейтлин. — При том информационном обеспечении и подготовке исходной информации, которые, как мне известно, приняты в СОМе, моя организация вовсе и не нужна. Она там просто невозможна.
— Но ведь у тебя организация лучше? — сменяет Телешова Борисов.
— Да, я считаю, что в моей системе организация массивов наиболее рациональна, — спокойно объясняет Цейтлин. — Но организация массивов завязана со всей системой, с идеологией, принятой для всей системы в целом. Понимаете? Поэтому уж если в СОМе все другое, начиная с информационной и операционной подсистем, то естественно, что и массивы на магнитных лентах они организуют по-своему.
— По-своему, но хуже. — Настойчивость Телешова граничит с неприличием. Но только граничит, не переходит.
Цейтлин — без пяти минут доктор, Цейтлин — автор системы Цейтлина, у него скоро выходит книжка — нет, нет, с Цейтлиным они не думают переходить границы. Но и отпускать его ни с чем они не намерены. Применяется старая, как мир, полицейская тактика. Они повторяют вопрос три, четыре раза, мнут его, обессмысливают, загоняют собеседника на вид прямыми и логичными, а по существу абсолютно некомпетентными вопросами в угол, и как только он говорит: «Ну ладно, если вам так нравится, можно наконец сказать, что это недостаток в СОМе», или «Ну, разумеется, это недоработка», или что-нибудь в этом роде, как Васильев мгновенно выносит микрофон на центр стола и подкручивает уровень записи.
Леонов молчит, отгородившись от дискуссии вежливой улыбкой. Я молчу просто. Наконец Борисов обращается ко мне:
— Геннадий Александрович, а ты что же молчишь? Это мы для тебя ведь потеем. Матерьяльчик собираем. Так что ты давай, активнее. Цейтлин сейчас (хохотнул бодро, подмигивая Цейтлину) портфель под мышку — и в Минск, а у тебя ведь десять дней остается. Ты в Москве остаешься, а не в Минске.
