А в исходных данных заключаются всякого рода изюминки.
Своеобразная диалектика заключается, например, в том, что определенным профессионализмом Телешов все-таки владеет. И никакого противоречия со сказанным ранее здесь нет. Потому что у этого неуступчивого товарища имеется в наличии и определенная увлеченность.
Увлеченность самой идеей, самим девизом «пробиться». I Она-то и породила соответствующее умение, вернее, целый комплекс умений, сумму приемов, которые, в дополнение к природным данным, позволяют Телешову не «инженерить», а с большим или меньшим успехом заниматься единственным интересующим его делом: продвигаться.
Но долгое время дело у него шло ни шатко ни валкой пока наконец Телешов не встретился с Борисовым и при этом в ситуации, которую смело можно назвать «верняк»
Как примеривались они и как договаривались — дело второе, главное, что сошлись и договорились. И роль, доставшаяся Телешову, была совсем недалека от того, что набросал в беседе со мной Геннадий Александрович. Хотя его набросок и страдал характерной особенностью всех набросков вообще: непрорисованностью, отсутствием деталей.
Одна из таких скрытых, но немаловажных деталей состояла в том, что для Телешова весь период, начавшийся встречей с Борисовым (встречей, которая произошла всего лишь за полтора месяца до прихода к нам Геннадия Александровича), был отнюдь не ординарным, отнюдь не «еще одним из…». Так уж сложились обстоятельства, что этот период мог стать для него решающим, переломным. Телешов уже довольно долго ждал именно таких обстоятельств и именно такого человека, как Борисов. Он уже по опыту знал, что все это выпадает и совпадает куда как не часто и что при его здорово сомнительных картах еще один случай может не подвернуться вообще.
В случае неудачи впереди маячила отвратительная для него перспектива не руководящей и координирующей, а конкретной инженерной работы.
Поэтому, какого бы нрава ни, был Телешов, он не мог позволить себе роскошь обнаруживать его. Он груб, оп умеет, можно даже сказать, великолепно умеет быть грубым, но пока обстановка оставалась стабильной, держал свое умение при себе. Нельзя было распускаться, нельзя было рисковать. Да и вообще, как говорят бизнесмены: «Если дела и так идут неплохо, зачем раскачивать лодку?» И те, вначале незначительные, казалось, беспоследственно исчезающие вспышки, которые стал с недавнего времени отмечать Геннадий Александрович, свидетельствовали не о силе, а о крайней, граничащей с паникой неуверенности Телешова. Так что на этом этапе ситуация вырисовывалась в значительной степени как юмористическая. Как один из вариантов тысячелетнего бродячего сюжета: что ты меня боишься, я тебя сам боюсь. Конечно, юмор этот доступен только зрителю, сами же комики, как и полагается по законам жанра, должны оставаться предельно серьезными.
