– Кричи!
Кинтаро кусал губы, но не мог удержать громких вздохов в ответ на каждое движение Итильдина – плавное и невыносимо медленное. Эльф упивался своей властью над ним – властью доставлять наслаждение. В эти мгновения, отделявшие их обоих от оргазма, он обладал вождем эссанти, и может быть, еще более полно, чем тот когда-то обладал своим пленником.
– Быстрее… черт… – прорычал варвар, стискивая его коленями, и сорвался на стон. Глаза его закатились. – Твою мать… Ит… иль… дин…
И все-таки он закричал, и эльф поймал этот крик губами, выпил его, как пьянящее вино, разделяя свое наслаждение с варваром.
– Теперь мы квиты, эльф, – прошептал тот, отдышавшись.
Итильдин решил, что ответа не требуется. Да он и не знал, что на это ответить.
– А для меня что-нибудь осталось? – спросил Лиэлле, протягивая к ним свои шаловливые ручонки.
Не сговариваясь, Итильдин и Кинтаро прыгнули на него и повалили на пол, осыпая поцелуями.
За ночь они кончили примерно раз по двадцать пять каждый, если судить по интенсивности ощущений, в очередной забрызгали спермой шкуры в шатре, разлили остатки апельсинового масла, добавили друг другу хорошеньких аккуратных царапин, перевернули две плошки с горящим жиром и чуть не устроили пожар, после чего заснули совершенно обессиленные.
Утром, зевая и продирая глаза, Альва сказал:
– Эээ, Кинтаро… почему ты не спрашиваешь, что я решил?
– По-моему, это и так ясно, – с усмешкой ответил вождь эссанти. – Но я все-таки задам тебе вопрос, северянин. Одно слово. Да или нет?
Под напором Кинтаро никто не мог устоять. Он был как разбушевавшаяся стихия, как непреодолимый рок. Он делал все не так, как надо, и все равно никто не мог ему отказать. Он не сказал Альве ни слова о любви, и Альва все равно согласился.
– Как красиво, – благоговейно произнес Итильдин.
Он лежал в траве рядом с Лиэлле, заложив руки за голову, и смотрел в безлунное ночное небо, усыпанное звездами. Степная земля, впитавшая летнее солнце, грела спину и покалывала ее травинками, ночной ветерок приятно освежал кожу. А над ним расстилалась бархатная чернота ночи с россыпью бесчисленных разноцветных блесток. Они мерцали, как светлячки или магические «лепестки огня» в хрустале. Казалось, он парит над бездонным омутом, в котором отражаются огоньки эльфийских фонарей. Можно было представить, что он снова в Грейна Тиаллэ, под сплетенными кронами деревьев, за которыми не видно звезд, смотрит в глубину темных вод Сиалламэйн Илар, озера, на берегу которого начинались торжественные праздничные церемонии. Можно было… Но зачем? Это бессмысленно. Он все равно ни на мгновение бы не забыл, где он сейчас на самом деле. В Дикой степи, под бескрайним, безлунным, бездонным небом, на пути в неизвестность. Рядом со своим возлюбленным, утомленный бесстыдными жадными ласками. Поодаль от костров эссанти, откуда доносился шум голосов, смех, вскрики, потрескивание сухого дерева, пожираемого огнем, шипение жира, падающего на раскаленные угли.
