Березовые массивы, перемешанные с подлеском из ивняка и карликовой рябины, уходили с одной стороны к морю и к гряде курившихся вулканов – с другой. Красно-оранжевые вершины голых сопок, обложенные по лощинам длинными лучами ледников, сияющая вдали синь океана и удивительно яркое солнце над головой – все неповторимо, прекрасно, величественно…
Дорога пролегла вдоль телеграфной линии. В 1910 году почтово-телеграфное ведомство, сооружая линию связи с восточного побережья полуострова на западное, проложило от Петропавловска до села Большерецка дорогу протяженностью в двести километров. На нее и намеревался попасть Глеб.
Кое-где на колею выбегал отчаянный куст красной смородины или жимолости – камчатской «вишни». Тогда Глеб, не останавливаясь, только протянув руку, захватывал гроздья спелых сочных ягод и набивал ими рот.
За холмами открылась дельта речки Авачи. Тундра стала топкой. Но дорога, благоразумно нырнув в сторону вулканов, снова посуху заюлила меж камней. На другом берегу Авачи село Елизово. Село большое, дома как в Петропавловске, крытые тесом, корьем и железом. Елизово будто вымерло. Все – и малые, и старые, и даже собаки – на реке: лосось шел на нерест. Страдная пора! Рыбу заготавливали впрок, на всю зиму. Глеб подъехал к нехитрой плотине из кольев, жердей и хвороста. Возле нее на батах – лодках-долбленках – работали рыбаки. В плотине – ее называют запор – несколько проходов. По ним рыба попадала в небольшие огороженные решетками участки. А отсюда ее крючьями выкидывали в лодки.
Над рекой шум, смех. Это вовсе не тихая рыбалка на среднерусской речке. Тут азарт! Парни подгоняли к берегу баты, полные шевелящейся живой рыбы. Женщины обезглавливали лососей, распластывали и вывешивали сушить. По всему берегу протянулись школьники – навесы с жердями в несколько рядов.
Икрометание лососей происходит один раз в жизни и обязательно в реках или озерах. Мальки подрастут и уходят в океан, чтобы возвратиться в свою колыбель уже взрослыми рыбами. Вымечут икру и погибнут. Глеб видел их, потерявших силу, избитых о бесчисленные камни, с изменившимися уродливыми телами, но все еще стремившихся к верховьям реки, чтобы дать жизнь потомству…
Цайник цистай, цай душистый.
Кипяцоная вода.
Меня муроцка не любит –
Настоясцая беда.
Частушка, которую пропели звонкие голоса женщин, перебила размышления Глеба. Он знал, что мурками называют приезжих с материка. В Елизове жили потомки русских казаков-землепроходцев. Обличьем они не отличались от коренного населения – ительменов: это результат смешанных браков. И хозяйство смешанное – рыба, соболь, крошечные огороды. О русской славянской старине села, которое раньше называлось Старый острог, свидетельствуют редкие ныне имена: Ксенофонт, Клион, Ион, Венедикт, Канон… А от казацкого звания тут остались лишь красные околышки у фуражек. Речь русская, но с путаницей в шипящих, которые больше произносят как «с» и «ц».
