Однако достаточно было поднять глаза вверх, чтобы увидеть, откуда идет звук и что его вызывает. Это на высоте шести метров над палубой ударялись о грот - мачту в такт дыханию моря сапоги того типа, который накануне изнасиловал женщину в Килбрике и которого Джон Поль Джонс повесил.
Временами одна из тех редких теней, которые находились на палубе фрегата "Рейнджер", поднимала взгляд к этим сапогам, робко и неуверенно постукивавшим в тумане, и затем снова возвращалась к своим обязанностям, склонившись над поручнями и стараясь взглядом проникнуть в тайну ночи. Возникшая словно из ничего другая тень материализовалась рядом и заставила его вздрогнуть.
- Вы различаете что-нибудь, Тюльпан?
- Ни малейшего огонька. Кажется, нас здесь никто не ждет, коммодор, сказал тот Джону Полю Джонсу, так как человек, возникший рядом так, что он его даже не услышал, был его капитан, корсар, который в течение двух лет заставлял дрожать всю Англию.
В нем не было ничего от того бородатого и кровожадного гиганта, которым его представляла легенда, ходившая по побережью Англии; напротив, это был небольшой человек хрупкого телосложения, который однако мог одним легким жестом отправить на ковер колосса ростом в два метра. У него было гладкое лицо, чуть курносый нос, рот, словно прорезанный ударом сабли, и глаза, которые мгновенно раздевали вас до костей.
Несмотря на то, что они постоянно находились рядом и вместе выполняли всю тяжелую работу, от одного отчаянного абордажа до другого, от набега к набегу (если считать точно, то их было пятнадцать) в течение более чем двенадцати месяцев, тем не менее Тюльпан ничего не знал о нем, - нет, знал об его жестокости, его интеллигентности, его чувстве моря и его технике молниеносных вылазок, но практически ничего личного, если не считать, что этот американский герой был англичанином.
Вне сражений этот человек никогда не открывал рта. Его любимым развлечением было чтение. Это производило впечатление не меньшее, чем его бесстрашие, на шестьдесят висельников, которые сами умели производить впечатление - негров, испанцев, шведов, троих французов и даже нескольких американцев, избежавших в свое время (вообще говоря, благодаря влиянию Эверетта Покса) казни через повешение за убийство, и он взял их в экипаж и сделал его самым дисциплинированным экипажем на всех морях земного шара.
Он он не скупился наказывать за нарушения морали: последним доказательством этого был тот тип, Олафсон, который теперь болтался над ними и сапоги которого никогда больше не послужат ему для прогулок. Этот дурак накануне, когда они как вихрь высадились в Килбрике, после набега поднялся на борт, держа в руках, среди прочих трофеев, гигантские панталоны, отороченные кружевами, тогда как в животе у него, и это чувствовалось с расстояния в три метра, был целый литр виски. Весь экипаж, лишенный практически в течение месяца двух самых главных вещей: женщин и виски, на которое они имели право (речь идет о виски) только после окончания экспедиции и при условии, что их отделит от британских корветов достаточно большое морское пространство, хорошо понял поступок Олафсона и охотно простил бы ему грехи. Но не Джон Поль Джонс. Прежде всего он любил женщин, которые, как ему казалось, часто платили ему тем же, и ненавидел тех, кто их не уважал. Вот почему, в соответствии с его беспощадным и непреклонным решением, Олафсону пришлось пристроить свои сапоги у мачты неподалеку от нижней реи. Ему предстояло оставаться там три дня для того, чтобы предоставить другим возможность подумать.
