— Ладно уж, будь по-вашему, только вот что: пусть со мной останутся старина Купер да лесник Дик. И пусть не спят ночами, а то мне нельзя оставаться одному. И вы, доктор, тоже останьтесь ненадолго. Вот поправлюсь немного и перееду в город. Скучно здесь стало с тех пор, как я ничего не могу делать по-своему. Там я заживу получше, поняли? Вы слышали, что я сказал, и можете смеяться сколько хотите. Все равно пойду к священнику и женюсь. Люблю, когда надо мной смеются, черт бы их всех побрал, это значит, что я прав.
Опасаясь, что пациент действительно устроит все так, как задумал, доктор прислал из больницы графства пару сиделок и вечером отправился в Джайлингден, чтобы встретиться с ними. Старому Куперу было велено остаться в гардеробной и сидеть там всю ночь, к вящему удовольствию сквайра, пребывавшего в состоянии непонятного возбуждения. Он был очень слаб, и, по словам доктора, ему грозила лихорадка.
Вечером пришел священник, седой добродушный старичок, настоящий «книжный червь». Он допоздна беседовал со сквайром и молился вместе с ним. После его ухода сквайр подозвал к кровати сиделок и сказал:
— Тут иногда приходит один мужик, так вы его не бойтесь. Он заглядывает в дверь и машет рукой. Тощий такой горбун в трауре, в черных перчатках. И лицо у него тощее, желтое, как доска. Иногда улыбается. Не выходите вслед за ним и внутрь не зовите, он ничего не скажет. А коль рассердится на вас, все равно не бойтесь, он вас не обидит. Постоит-постоит, надоест ему ждать, и уйдет. Слыхали, что я сказал: не зовите его и следом не выходите! Смотрите не перепутайте!
Когда сквайр закончил свою речь, сиделки отошли в сторону и шепотом посовещались со старым Купером.
— Господь с вами! Нет в этом доме никаких сумасшедших, — запротестовал он. — Никого нет, кроме тех, кого вы видели. Мастеру Чарльзу разве что лихорадка мозги повредила, а так больше никого нет.
Ночью сквайру сделалось хуже. Он метался в лихорадке, болтая обо всем на свете — о вине, о собаках, о стряпчих, а потом вдруг принялся разговаривать со своим братом Скрупом. Едва он начал говорить, сиделка, миссис Оливер, услышала, как снаружи на дверную ручку тихо легла чья-то рука.
— Господи Боже! Кто там? — вскрикнула она и вспомнила о зловещем горбуне в трауре. С замиранием сердца она ждала, что он вот-вот заглянет в дверь, улыбнется и поманит рукой. — Мистер Купер! Сэр! Вы здесь? — кричала она. — Подойдите сюда, мистер Купер, пожалуйста, скорее, сэр, скорее!
