– Не болтайте… Он же еврей… – тихо шепнули мне польские знакомые.
– Не может быть!
– Может, может…
Совсем уж роковая попытка определять по внешности национальность имела место в Германии, во Франкфурте. Редко я видел такой ярко выраженный нордический тип: узкое костистое лицо, тощая фигура, холодные светлые глаза…
– Bitte… Woh befindet sich die Strasse…17Нордический тип реагировал с завидной быстротой:
– Маша! Тут один ихний герр спрашивает, где тут улица…
Через пару минут мы все трое жизнерадостно хохотали – и я, и «нордический тип», и его Маша. Но урок был, поверьте мне, впрок, и больше я так делать не буду. И вам, дорогой читатель, не советую.
Почему евреи сделались расой?
Евреев объявили расой, и притом расой враждебной, в Германии. Причины этого сугубо политические и никак не биологические.
Наполеоновские войны вызвали в Германии мощный национальный подъем. Шло прославление своего языка, религии и крови германцев, истории и культуры страны. Евреи не вписывались в эту картину единого народа с его арийскими корнями.
Тем более, в Германии именно французские оккупанты уравняли евреев с остальными жителями страны. Дело все равно шло к эмансипации евреев. Даже без французов и Наполеона еще 10… ну, 20 лет – и в правах бы евреев уравняли. Но получилось, что «восстановление евреев в гражданских правах осуществлялось под присмотром французских оккупантов, оно было вдвойне непопулярно, и германский патриотизм, как следствие, принял форму «антисемитизма»18.
А тут еще евреи оказались очень уж активными и захватчивыми. Не успели они получить гражданские права, как в их руках сконцентрировалось до половины всей винной и хлебной торговли в Германии. До половины банковского дела было в их руках и раньше. Совсем не евреи основывали в Германии производство фарфора. Немцы справедливо гордятся своим фарфором как немалым народным достижением. Но к началу XX столетия то ли 65%, то ли даже 80% всех акций производства фарфора оказалось в руках евреев и выкрестов.
В науке до 20% всех открытий и изобретений делалось евреями, а в медицине и в математике – до половины.
Можно как угодно относиться к творчеству Гейне и Цвейга – но попробуйте представить без них германскую литературу XIX века. А ведь это – лишь надводная часть айсберга, наиболее яркие имена, которые светят и через полтора столетия.
Результат – сильнейшая вспышка явления, которую я назвал «антисемитизм страха»19. Это и страх проиграть конкуренцию, и страх, что твоя страна будет захвачена этими юркими инородцами. И страх, что привычное тебе с детства изменится до неузнаваемости.
