– Конечно, – сказала Анна Наумовна. – Как ты можешь это сейчас знать?
– И результат может оказаться…
– Конечно, – повторила она.
– Хорошо, – сказал я покорно.
Я встал, пододвинул табуреточку к кровати и пошел к двери. Анна Наумовна лежала на спине и смотрела в потолок неподвижным взглядом.
* * *
– Садитесь, – сказал Учитель. Несколько исписанных листов лежали в папке, и я лишь очень приблизительно мог представить себе, что там могло быть написано. Следователь положил перед собой новый желтый линованный лист, взял ручку, посмотрел на меня изучающим взглядом и задал первый вопрос:
– Пожалуйста, ваш год рождения, семейное положение, место работы и год алии. Паспортные данные ваши я ночью уже записал, так что это опустим.
– Год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, женат, имею дочь одиннадцати лет, работаю в Еврейском университете в Гиват-Раме, физический факультет, имею докторскую степень, репатриировался в Израиль с семьей в одна тысяча девятьсот девяносто седьмом.
– Исчерпывающе, – одобрительно отозвался Учитель, записывая за мной со скоростью хорошего стенографиста. – Давно ли вы знакомы с… убитым?
– Мы познакомились в одна тысяча девятьсот семьдесят четвертом году.
– В одна… Вам же было пять лет? Или шесть?
– Пять с половиной. Мы были в одном детском саду.
– Очень интересно, – с чувством глубокого удовлетворения сказал следователь. – Друзья детства, значит. И в Израиль вместе приехали?
– Это имеет значение? – полюбопытствовал я.
– Значит, вместе?
– Нет, – сказал я. – С интервалом в четыре месяца. Сначала уехал Алик, а потом я.
Не рассказывать же этому человеку о том, что, когда семья Гринбергов начала готовиться в дорогу, мне и в голову не приходило покидать родное отечество. После физтеха я проработал несколько лет в экологической фирме (на самом деле мы занимались замерами чистоты воды и воздуха по заказам предприятий и частных лиц и продажей аппаратов для очистки), зарплата у меня была вполне по тем временам приличной, с Галей мы недавно поженились, и все, в общем, было в моей жизни «путем», когда однажды вечером пришли к нам в гости Алик с Ирой и объявили, что собираются в Израиль, причем инициатива исходила от Иры, которой осточертела ее работа, наш город, надоело каждый день думать о том, где и как заработать еще пару копеек, и вообще, посмотри, Матвей, что творится…
Алик молча кивал, вид у него был страдальческий, и я не очень понимал – то ли он действительно соглашался с женой, то ли поддакивал потому, что устал спорить: он только неделю назад вышел из больницы, печень ему сильно досаждала, и он мог хотеть любых перемен – почему не Израиль, может, там врачи сумеют справиться с его многочисленными болячками, о причинах которых мы с ним давно догадывались, но еще не были ни в чем уверены, и потому Алик во всем сомневался, прежде всего в самом себе.
