- Может, это просто эхо, - сказал он.
- С расстояния в сорок пять световых лет? - спросил Джон. - Мы бы тогда ничего не приняли.
Уайт попытался представить себе невообразимое расстояние между звездами, которое должны были преодолеть эти голоса по пути к тому далекому месту и обратно, но человеческое воображение его пасовало перед этой задачей. Тогда он вообразил себе муравья, ползущего из Вашингтона в Сан-Франциско и обратно, но и это не помогло.
- Может, это где-то ближе, - сказал он.
- Тогда мы не принимали бы программы девяностолетней давности, - заметил Джон.
- А может, все эти годы они летают над нами. - Уайт помахал рукой в воздухе, словно желая смести эту мысль, как нити паутины. - Знаю-знаю, это тоже невозможно. Правда, не более невозможно, чем чужаки, посылающие нам Послание черт-те откуда.
"Или вот это", - подумал он, глядя на листок, полученный от Иеремии. На нем виднелся рисунок черной тушью, похожий на работу талантливого любителя, возможно, самого Иеремии. Рисунок изображал стилизованного ангела с ореолом над головой, с крыльями, распростертыми за плечами, с божественным спокойствием на лице и руками, разведенными в жесте благословения.
Это был ангел милосердия, несущий послание божественной любви, и был он в рамке из цветочной гирлянды,.. "С помощью какой невероятной магии, - подумал Уайт, - голоса превратились в нечто подобное?"
- Вся космологическая картина делает это вполне возможным, - сказал Джон. - Там должна существовать разумная жизнь. Невозможно, чтобы где-то в Галактике не было существ достаточно разумных, достаточно любопытных и способных связаться с нами сквозь бездну световых лет, жаждущих найти себе подобных, тех, которые могут взглянуть на самих себя и на звезды и удивиться...
Захваченный на мгновенье видением Джона, Уайт взглянул на лицо своего сына и, увидев на нем вдохновение и экстаз, подумал: "Ты чужой мне, и я никак не могу с тобой договориться".
Все дело в том, что он любил этого парня и не хотел видеть, как тот страдает. Он хотел избавить его от мук, избавить от усеянного терниями пути познания мира. В этом и заключался смысл гуманизма: познавать мир, учась на поражениях и ошибках других, а не повторять все заново в каждом поколении.
Уайт знал ответ Джона: это, мол, нисколько не лучше инстинкта. Быть человеком - значит уметь сделать что-то свое.
"Ну, почему это всегда кончалось так? Хоть он и чужой мне, я должен как-то понять его".
