— Я и так трезвый. С бодуна чуть-чуть, — ответил заплетающимся языком агрессор и вновь меланхолично ткнул кулаком. — Все из-за тебя, сучонок! Нахрена так много брехал? А я теперь должен с этой фиговиной красоваться?
Он указал на свой нос и опять ударил.
У меня возникли кое-какие догадки и, чтобы удостовериться, я вопросительно взглянул на медведя. Он подтвердил мое предположение:
— Это Буратино и Пиноккио. Бур, как нажрется, так колошматит своего прототипа за длинный нос. Достали, Бержераки хреновы… Сираны. Вот. Дерьмовая компания. Среди них только Артемон — нормальный человек, хоть и кобель. Что-то его не видно…
Еще в номере мы решили, что раз уж находимся в таверне, то позавтракаем внизу, чтобы не тратить остатки собственных припасов.
Мы спустились, и пока хозяин накрывал на стол, я решил получше рассмотреть полудеревянную компанию. Так же, как с мультяшками, по внешнему виду нельзя было определить, что это куклы. Выдавал только рост. Ну что это за молодые люди (лица были отнюдь не детские, выглядели, минимум, лет на двадцать пять) в полтора метра? Более-менее естественно смотрелась Мальвина (кто же еще может быть с голубыми волосами?). Просто невысокая девушка. И, судя по наряду, — легкого поведения. Она сидела к нам спиной, и сквозь полупрозрачное, короткое платье просматривалась ни чем не прикрытая округлая попка.
Четвертым членом команды являлся Арлекин. Он единственный из всех сохранил при себе часть традиционного костюма. Шутовской колпак. Он не очень то состыковывался с кожаной рокерской жилеткой, одетой на голое тело. Его это мало волновало. Точнее, не волновало совсем. Арлекин курил. И судя по остекленевшему взгляду и дебильной улыбке, курил он вовсе не табак.
Последним был, скорей всего, Пьеро. А кто же еще? Такой же зашуганный, полкило макияжа на лице и все те же томные, влюбленные взгляды. Смущало одно: кидал он их не на Мальвину…, а на меня. Хотя, чему удивляться? Если Василиса стала путаной, то почему бы Пьеро не сменить ориентацию?
Я показал влюбленному поэту средний палец, на что тот обиженно надул губки, но попыток охмурения не оставил.
— Это хорошо, что тебя еще эта шмара не видела, шепнул Серенький, баба — оторви и брось. Не то, что этот пентюх… А ему бы пошел цвет ее волос.
Я согласно кивнул.
Меж тем, экзекуция продолжалась.
— И что мне теперь прикажешь делать? — Вопрошал все более заплетающимся языком Буратино. Между ударами он прихлебывал что-то из большой глиняной кружки, надо полагать, для поправки подорванного похмельем здоровья. — К Урфину Джусу в солдаты? (киянка по доске) Али в мангал к Карабасу?
